Ты волшебная пери из сказки! Я сразу подпал под твои чары, едва лишь разглядев тебя в бинокль. Но я не мог в это поверить! Не хотел отдать себя во власть женщины! Мне нужна была любая блондинка в роли пери для Фатимы! Прости… Прости… А когда я узнал, кто ты и зачем приехала в Рас-эль-Хоут, я обрадовался — будет несложно задержать тебя во дворце и устроить так, чтобы Фатима видела тебя постоянно. Вот я и поселил тебя по соседству с ней, и она могла видеть тебя всегда, когда ты выходила во внутренний дворик. А ты — ты правда волшебница! — словно чувствовала ее присутствие, улыбалась и махала ей рукой. Прости меня… И вернись! Я понял, что мне не жить без тебя в тот самый миг, когда ты фотографировала павлина. Ты была потрясающе красива! Мне хотелось обнять тебя и целовать, целовать… Но я испугался и стал выговаривать тебе за фотосъемку. Пожалуйста, прости! Умоляю, вернись оттуда, где ты сейчас! Вернись ко мне!.. — Он гладил и целовал ее руку, пытался согреть своим дыханием, но Эмбер не подавала никаких признаков возвращения к реальности. Лишь приборы показывали, что она жива.

Гасан вглядывался в ее серое лицо и с ужасом думал, что не знает, как ему самому жить дальше, если его пери вновь не станет прежней, никогда больше не улыбнется, не поцелует, ни заговорит с ним… Ведь он — он, последний эмир эль-Кхалифа, не имеет права распоряжаться собственной жизнью. Его жизнь принадлежит стране, как, скажем, государственный флаг, который в моменты опасности берегут как наивысшую ценность. А еще — Фатима. Что с ней без него будет?

Так мучительно ощущать себя государственным достоянием, когда кругом враги, а ты не можешь вступить в схватку и рисковать собой, потому что ты — символ и не принадлежишь себе…

В ту ночь, когда экстремисты через подземный тоннель из пустыни проникли во дворец, вырезая всех, кто попадался им на пути, и рассеялись по дворцу — с целью, как потом выяснилось, множественных взрывов и его захвата, — все приближенные эмира искали возможность переправить своего правителя в безопасное место. Он же думал только о них — о Фатиме и о пери.

Не слушая ничьих предостережений, он бросился к Фатиме. Гасан понимал, что всем надо скрываться по отдельности, тогда оставался шанс спастись хоть кому-то из их семьи.

— А пери? Она будет с тобой или со мной?

— Я отправлю ее к волшебнику, — без колебаний ответил Гасан. — На время, конечно.

Тогда он еще не знал, как в сложившихся обстоятельствах отнесется к этому его гостья — после появления «пери» он сразу же отпустил старика к родственникам. И вдруг он понял, что пери о мятеже пока сообщать не стоит, а представить все надо так, будто у него появилась возможность отвезти ее к бедуинам. Только бы Рашид не успел ни о чем ей рассказать! Тот тем временем обследовал с людьми прочие помещения женской половины дворца в поисках мятежников. В такой ситуации было не до соблюдения традиций.

Гасан помчался к «пери», но Рашид был уже там, и еще в ее покоях была бомба! Он сразу это понял, едва взглянул на ларец. И взорваться она могла в любой момент! Но какое-то шестое чувство подсказывало ему, что взрыва не произойдет, если не поднимать крышку. Конечно, он призвал на помощь всю свою выдержку, чтобы не запаниковать и все-таки уговорить «пери» поехать с ним.