Дверь по-прежнему не открывалась.

— Пожарный топорик! — бросил Грант. — Я видел его, когда поднимался! На стене, в конце коридора!

Всего несколько секунд Сангеру потребовалось, чтобы сбегать за топором. При первом же ударе из соседней комнаты высунулся полуодетый и сонный сотоварищ Тисдейла по профессии:

— Вы так шумите, можно подумать, что полиция сюда нагрянула! — и, увидев в руках Сангера топор, оторопело спросил: — Чего это вы задумали, мистер?

— Отойдите, дуралей этакий! Там в шкафу человек, и он собирается совершить самоубийство!

— Самоубийство? Шкаф?! — Официант взъерошил волосы, как не вполне проснувшийся ребенок. — Это никакой не шкаф.

— Не шкаф?!

— Да нет. Это… забыл, как называется… такая узенькая лестница.

— Господи Боже! — вырвалось у Гранта, и он кинулся к двери. — Куда выходит лестница? — крикнул он на бегу.

— В коридор главного холла.

— Восемь этажей, — кинул Грант. — Пожалуй, лифтом быстрее. — Он нажал кнопку. — Вильямс задержит его, если он попытается выйти на улицу, — ради собственного утешения заметил он.

— Вильямс не знает его в лицо, сэр.

У Гранта вырвалось ругательство, которое он не произносил со времен войны.

— А дежурный у служебного выхода его знает?

— Да, сэр. Он там для того и поставлен, чтобы задержать Тисдейла в случае чего. А сержант Вильямс просто ждет нас с вами.

Грант потерял дар речи. Показался лифт. Через тридцать секунд они были в холле. Выражение безмятежного спокойствия на физиономии Вильямса подтвердило их худшие опасения. Вильямс явно никого не задержал.

Люди входили и выходили: одни шли в ресторан пить чай, другие — на площадку под тентом за мороженым, третьи спешили в бар. Четвертые ждали знакомых, чтобы вместе посидеть в «Лионе» — ресторанном зале, где собирались в основном католики. Чтобы как-то выделиться в этой толпе, пришлось бы по меньшей мере начать ходить на руках. Вильямс сообщил, что минут пять назад молодой человек, с каштановыми волосами, без шляпы, в твидовом пиджаке и модных фланелевых брюках, проследовал через холл. На улицу. «И даже не один, а двое», — добавил он.

— Как двое? Они что, вышли вместе?

Нет, Вильямс имел в виду, что два разных молодых человека, отвечающих приметам, вышли на улицу за последние пять минут. А вот, кстати, и третий такой же. Действительно, они увидели того, кого имел в виду Вильямс. При виде его отчаяние, как волна, ударила Гранта и окатила его с ног до головы. В самом деле, таких, как Тисдейл, много. В одном лишь Кенте в этот момент найдутся десятки тысяч молодых людей, по внешним приметам ничем не отличающихся от Тисдейла.

Грант с трудом взял себя в руки и занялся неблагодарным делом — организацией полицейской облавы.

Это была самая крупная ставка, которую удалось сорвать Джемми Хопкинсу за всю жизнь. Вечерние выпуски всех остальных газет в тот день вышли со страшными снимками молодежной банды, объявившейся в Голден-Грин: снятые крупным планом, орущие прямо в камеру, жуткие головы, как у Медузы Горгоны; растерзанные фурии с взлохмаченными волосами, вцепившиеся друг в друга, — в редакциях посчитали, что для одного дня материала вполне достаточно. Все равно главным событием дня безусловно стали похороны Кристины Клей. Фотографии этого события получились на славу. Они могли считать, что им есть чем гордиться.

Но не напрасно Хопкинс неотступно следовал за Грантом с Вигмор-стрит до туристической конторы «Ориент», оттуда — ко Дворцу правосудия и потом снова до Скотланд-Ярда; не напрасно он томился потом за углом, пока нанятый им помощник стоял на часах возле входа и дал знать, когда Грант снова вышел оттуда.