На третий день после трагедии Рэналд появился на людях рядом с Морганом, со смущенной улыбкой и рукой на перевязи. Камероны смотрели на него с неприкрытым презрением, а сородичи сторонились. Только Энид решилась подойти к изгою, на ее простоватом лице запечатлелся страх перед тем, что все ужасные слухи насчет Рэналда могут оказаться правдой. Когда Рэналд прошел мимо, потупив глаза, она отвернулась и принялась быстро вытирать набежавшие слезы.

Проходили короткие зимние дни и долгие ночи, постепенно рассеивался туман вокруг заговора, сплетенного Ив, на смену противоречивым слухам и сплетням приходили факты, начала вырисовываться полная картина.

Ив исчезла, двое ее пособников были убиты во время короткой стычки на дороге, когда в ответ на первый пистолетный выстрел Камероны заслонили телами своего предводителя и открыли ураганный огонь. Еще трое участников заговора бежали и ныне скрывались где-то в горах на севере, в безлюдной местности, надеясь избежать справедливого возмездия. Морган поклялся найти и жестоко наказать предателей.

Камероны мирно уживались с обитателями замка, оба клана позабыли о прежней вражде, объединенные общим горем. Сейчас все молились о скорейшем выздоровлении Сабрины. Она так и не пришла пока в сознание. Доктор Монтджой был вынужден по-прежнему поить больную настойкой из опия, чтобы как-то снять острую боль. Все только и думали о молодой хозяйке, даже Фергюс, по слухам, не раз возводил очи к небу и шевелил губами, моля Господа вдохнуть в нее жизнь.

Однажды перед рассветом Морган, как обычно, сидел у постели больной, время от времени меняя прохладную повязку на разгоряченном лбу и нашептывая по-гэльски ласковые слова, которые никто, кроме него, не мог понять. Доктор Монтджой сладко похрапывал на скамье возле камина, да верный Пагсли нес службу у края кровати, свернувшись калачиком, но при малейшем шорохе вскидывал морду и обводил комнату печальными темными глазами. Дугал устроился в мягком кресле, на его коленях лежала нераскрытая книга; временами он встречался взглядом с зятем, и в глазах обоих читалось страдание.

Чистосердечное раскаяние и признания Рэналда не дали ответа на вопрос, мучивший вождей двух кланов. Почему? Почему Сабрина решилась вскочить на коня, которого до того так боялась, и куда она мчалась во весь опор по обледеневшей скользкой дороге? В поисках ответа Морган долгими часами вглядывался в лицо больной. В памяти вновь оживали те трагические мгновения. Ему казалось, что в какой-то момент Сабрина потянула коня за гриву в сторону. Зачем? То ли пыталась повернуть Пуку к озеру, то ли просто хотела сдержать коня. Куда направлялась жена? Хотела ли рассказать мужу о заговоре или бросилась навстречу Камеронам, чтобы предупредить об опасности? Если она скакала к Камеронам, это означает, что она считала Моргана участником заговора.

В глазах Дугала сейчас он мог прочитать собственные эмоции: муку и гнев, сознание вины. Но было во взгляде Камерона еще и обвинение, от чего становилось страшно. Тем более необходимым становилось услышать правду из уст самой Сабрины.

Морган почувствовал легкое движение под рукой, лицо Сабрины исказила гримаса боли. «Главное, что жива, и надо надеяться, будет жить», — подумал великан, ласково поглаживая жену по щеке, а потом неожиданно для себя тихо запел детскую песенку, колыбельную, слова которой пришли из таких глубин памяти, о существовании которых Морган и не подозревал.

До слуха Сабрины смутно доносилось пение. Звучный мужской голос тихо выводил мелодию, похожую на колыбельную. Со слухом у певца было плохо, однако он явно очень старался, и поэтому песенка доставляла особое удовольствие. Она притягивала сильнее, чем зов сирен, завлекавший корабли Одиссея на острые скалы. Слов нельзя было разобрать, потому что пели на каком-то иностранном языке, но была в ней неповторимая нежность, ласкавшая слух. Больная хотела повернуть голову, но попытка отдалась в шее такой невыносимой болью, что пришлось отказаться от надежды разглядеть певца.