Разрушить мою критику (в те времена я уже по своему проанализировал и оценил события 1968 г., в которых я принимал участие вместе с другими, но в глубине себя это было самостоятельным решением) было очень сложно: в итоге благодаря своей внутренней критике я считал себя действительно более высокого уровня, напротив этот человек смог преподать мне уроки жизни.
В большей степени нежели теория (превосходные лекции, новая методология, интеллектуальный синтез или культурный багаж) я обнаружил очевидность действия. Как и другие интеллектуалы, политики, художники, я прикрывался крайней критичностью, самым жестким нигилизмом, скрывая неспособность решать проблемы за обвинениями, опирающимися на некую «глубокую истину». Глубинный критерий был проективен: если это не получится у меня, это не получится ни у кого, а значит если я нахожу это пустым, то это так и есть. И хотя прошло почти тридцать лет, я постоянно сталкиваюсь с подобным поведением у многих, даже умных людей.
Поначалу Менегетти давал мне возможность верить в эту мою абсолютную точку силы, чтобы потом с помощью фактов продемонстрировать мне, на что он был способен. Я сдавался прежде всего перед лицом точного диагноза, которым он обнажал фактическую реальностью любой психической или психосоматической патологии, и последовательного терапевтического воздействия, следовавшего за диагнозом или сопровождавшего его.
В то время я получил диплом по лингвистике и иностранной литературе и учился на факультете психологии Римского университета. И мне посчастливилось стать свидетелем незамедлительного исчезновения клинического симптома в результате простого факта, когда Менегетти выявлял, описывал причину, поддерживавшую патологическое поведение. В то время как он говорил, он воздействовал через слова и дезактивировал эту патогенную причину: это была хирургическая операция на психике. Я был заворожен тем, насколько многого может достичь человек. В итоге это и было доказательством тому факту, что кому то удалось полностью понять человека.
Должен добавить, что и сегодня я поражаюсь, насколько слова могут стать точным инструментом, своего рода «скальпелем», будучи произнесенными техником жизни. Сегодня мне просто говорить это, но в то время я не понимал, что речь идет о замечательной методологической технике, которую по прошествии времени проф. Менегетти описал и представил в виде теории. В то время к сожалению мне это казалось скорее результатом исключительной интуиции человека типа «восточного гуру».
Каждый из нас понимает через проекцию своих комплексов и знаний или полученного образования. Я должен был научиться, заплатив очень высокую цену в виде потерянного времени и долгих лет посредственной жизни. С другой стороны, я понял, что любое приобретение бесполезно, если не приводит к проблемной точке «здесь и сейчас», поэтому необходимо начинать все с самого начала без фиксированных воспоминаний. В то время я учился на факультете психологии, сам преподавал в средней школе и проходил обучение на курсах и тренингах проф. Менегетти, который объединил вокруг себя группу помощников, сопровождавших его в работе с различными формами психопатологии. Мы всегда работали в тандеме с ассистировавшими коллегами, в том числе бразильцами и испанцами. Почти все случаи были очень тяжелыми и некоторые считались неизлечимыми современной психиатрией. Проф. Менегетти давал нам сопровождать этих пациентов в его кабинет, а иногда мы должны были жить с ними круглые сутки, водить их с собой, в наши дома, постоянно сопровождать их на протяжении определенного периода времени. Этот опыт потом получил название «резиденс» и был описан в книгах по онтопсихологии .
Я бы хотел лишь описать, как люди приходили со своими проблемами. После перечисления симптомов начинался анализ. В то время проф. Менегетти давал нам немного времени, чтобы мы сориентировались в отношении диагноза, но из за недостатка наших компетенций эти усилия были скорее бесполезны, потому что было сложно выявить и описать специфическую причину с обычными академическими знаниями. |