Лошади, пожалуй, хватило бы.
— Лошадь! Великолепная мысль — лошадь! — Хоррис гневно сжал кулаки. — Мы же должны быть просителями, идиот! Бедными, нищими просителями! Ты что, забыл план?
Мул зевнул и издал громкий вопль.
— Заткнись! — яростно взвизгнул Хоррис. Больши моргнул и задумчиво наклонил голову.
— Дай-ка сообразить. План? Ах да, план. Теперь вспомнил. Это тот, который не сработает.
— Не говори такого!
— Не говорить чего? Что план не сработает?
— Ш-ш-ш! — отчаянно одернул его Хоррис, опасливо втягивая голову в плечи и озираясь по сторонам. Глаз его так и дергался. — Может, он нас слышит!
— Кто, Бурьян? Здесь, под полуденным солнцем, на этой пустоши? — Больши презрительно хмыкнул. — Не думаю. Он существо ночное и не любит долго бывать на солнце. Кажется, это называется вампиризмом.
Хоррис бросил на птицу негодующий взгляд:
— Ты ужасно храбрый, когда его нет поблизости, верно ведь?
— Я просто хочу кое-что доказать.
— Вчера вечером тебе, однако, не хотелось ничего демонстрировать. Я не слышал, чтобы ты критиковал этот план, когда нам его излагали.
— Так, значит, тебе нравится этот план, а, Хоррис? Правда? Ты уверен, что все получится?
Хоррис упрямо стиснул зубы и встал посреди дороги, повернувшись лицом к Больши и мулу. Кулаки он упер в бока.
— Конечно, все получится! — провозгласил он. Больши фыркнул с нескрываемым презрением:
— Ну вот и прекрасно. Я все сказал. Какой мне смысл спорить с этим чудищем, этим вонючим Бурьяном, если ты собираешься только кивать и соглашаться с любой его глупой идейкой? Что мне остается делать, Хоррис? От тебя самого я тебя не спасу. В таком настроении ты никого не слушаешь. И уж конечно, не послушаешь меня. В конце концов я ведь всего-навсего твоя ручная птица.
Хоррис заскрипел зубами:
— Ручные животные обычно обожают своих хозяев, Больши. Когда, по-твоему, ты начнешь это делать? Когда?
— Наверное, когда у меня появится хозяин, которого стоит обожать!
Хоррис с шипением выдохнул воздух:
— Я в этом не виноват! Я вообще ни в чем таком не виноват! Бурьян здесь появился только из-за тебя! Это ведь ты первым его вызвал!
Больши щелкнул клювом:
— Если я правильно припоминаю, это ты произнес заклинание!
— Ты сказал мне, что говорить!
— А тебе не обязательно было меня слушаться! Хоррис швырнул на землю веревку, на которой вел мула. Его трясло. Под палящим солнцем было жарко — здесь, вдали от лесной тени, на сухой и пыльной дороге. На нем были грубые одежды — одежды просителя. И от них воняло потом. Он шел с полуночи, потому что Бурьян захотел, чтобы они оказались у ворот крепости перед самым заходом солнца сегодняшнего дня. Это было нужно для того, чтобы его впустили в замок на ночь. Он устал и проголодался (просителю не положено еды, а от этих отвратительных Лазурных друзей его тошнит). Терпение у него кончилось.
— Послушай, Больши. — Он старался говорить с птицей как можно спокойнее.
— Я не желаю больше с тобой спорить. У тебя была возможность что-нибудь сказать до этого момента — ты этого не сделал. Так что слушай меня. Все у нас получится, понял? Получится! Может, ты в это не веришь, и, может, я тоже, но если Бурьян говорит, что получится, значит, так оно и будет!
Он наклонился вперед, словно деревце под сильным ветром.
— Ты видел, насколько легко он избавился от Холидея? И Страбона с Ночною Мглой? Вот так, Больши! — Тут он картинно щелкнул пальцами. |