– На третьей странице, – продолжал Рэнджин, – в разделе жилье. Оказывая мне всестороннее содействие в создании фильма, студия обещает поселить меня в четырех или пятизвездочном отеле во время съемок и дальнейшей работы над фильмом.

– А как же? Кроме того, предполагается компенсация затрат на питание и прочих расходов.

– В этом тоже нет необходимости. Я буду снимать фильм здесь, в резервации, и ночевать намерен у себя дома.

Для Стэна события принимали все более благоприятный оборот. Студии никогда не приходилось обеспечивать съемки фильма на территории индейской резервации, но это нисколько не противоречило нашим задачам. Это означало лишь дополнительное сокращение расходов, что возбуждало Стэна Олсена не меньше, чем хороший секс.

– Это все? – спросил Стэн, ерзая, точно ему жмут брюки. – Или вы хотели бы, чтобы студия избавила вас от чего-то еще.

Рэнджин вытащил из кармана рубашки бифокальные очки в металлической оправе и углубился в контракт.

– Еще один момент, – сказал он Стэну.

– Говорите.

– Страница восемнадцать, параграф четвертый, пункт Б. Авторский гонорар при выходе на зарубежные телевизионные рынки.

И Рэнджин Санн пустился в четырехчасовые разглагольствования о несправедливо составленном контракте, о том, какие исправления следует внести в пункты, сформулированные не надлежащим образом и без которых ему и в голову не придет подписывать подобный документ. У него был острый как у орла глаз, который не пропускал ни одной мелочи, и отличное чутье на разного рода фуфло, а поскольку основным занятием коммерческого отдела были попытки замаскировать фуфло от орлов, когда он закончил, мы были основательно вымотаны. Не удивительно, что у этого типа не было ни агентов, ни адвокатов, он просто сожрал бы их заживо.

Когда Рэнджин закончил свою речь, разбитый наголову Стэн поднялся, обвел комнату затуманенным взором и сказал, что ему нужно в уборную. Для этого надо было спуститься на первый этаж. Я осталась с режиссером, удивляясь спартанской обстановке. При этом, несмотря на скромный вид мебели, каждый стол и каждый табурет был соразмерен самой хижине.

Рэнджин откинулся в кресле, наблюдая за мной.

– Вы довольно молчаливы, мисс Френч.

– Кто, я? Просто… обычно вести переговоры я предоставляю Стану.

– Очень жаль. Он на этом собаку съел, это видно. Но я уверен, вы тоже подметили кое-какие любопытные моменты.

– Ошибаетесь. Я просто мышца.

Он тепло улыбнулся. В его улыбке светился ум, точно он знал что-то, чего не знаю я, но не считал, что это дает ему право чувствовать свое превосходство.

– Мне кажется, вы разбираетесь в своей работе лучше, чем делаете вид, – сказал он.

– Сдается мне, вы тоже знаете толк в заключении сделок.

– Я занимаюсь не только искусством, но и бизнесом.

Я кивнула.

– Вы произвели на меня впечатление. Научиться всему этому здесь, в Нью-Мексико.

Он от души рассмеялся, и хижина ответила ему эхом. Я представила, как босоногие малыши на улице перестали прыгать через веревочку и играть в пятнашки и недоуменно уставились на глиняный дом, который издавал столь странные звуки.

– Мисс Френч, вы умеете хранить секреты?

– В этом мне нет равных.

Он наклонился ко мне, точно намеревался перейти на шепот, но заговорил, не понизив голоса:

– Я из Чикаго.

– Да бросьте! – воскликнула я. – Быть не может.

Режиссер улыбнулся и развел руками, словно показывая, что больше ему нечего скрывать.