– Хотела бы я знать, почему тебя волнует Целуев… – Ответа социологиня не дождалась и на прощание пропела: – Подловить его трудно, он тоже умный и образованный.

– Поживем – увидим, – самоуверенно бросила Лизавета и отправилась к себе – дозваниваться до основателя фирмы имени ударника дипломатического труда Шарля Мориса де Талейрана-Перигора.

Впрочем, на кнопки аппарата она давила напрасно. Номер 234-45-67 молчал. Видимо, «перигорцы» жили по европейским обычаям – в восемь вечера в их конторе уже никто не подходил к телефону.

ПЕРВАЯ ШПАРГАЛКА

Петербург прекрасен в любое время года. Разумеется, для тех, кто понимает. И для тех, кто может любоваться редким простором площадей, проспектов и даже боковых улиц, гармонией фасадов и державной красотой дворцов и памятников, не обращая внимания на пыльные бури летом, несвойственные морскому климату города, и очень даже свойственные метели зимой.

Утро выдалось солнечным, и имперская столица, построенная для того, чтобы блистать, заулыбалась всеми своими бесчисленными ртами – даже такими, которым улыбаться вовсе не полагается: чугунными щербинами поваленных оград, пробоинами в дворцовых окнах, дырами в стенах домов и провалами мостовых. Впрочем, щербины, дыры и провалы – это частности, а если не обращать внимания на частности, в остальном все было хорошо.

Солнце – самый большой во Вселенной сторонник равенства – радовало богачей и бедняков, эмансипированных дам и настроенных на домострой мужичков, сплетничающих старух и хулиганистых мальчишек.

Сославшись на солнечную погоду, директор компании «Перигор» Игорь Кокошкин предложил Лизавете прогуляться, а заодно и побеседовать. Когда она позвонила в компанию имени Талейрана и спросила господина Кокошкина, тот подошел моментально. Он словно ждал ее звонка. Едва Лизавета представилась, тут же закричал «Да, да, конечно, знаю», немедленно согласился встретиться и даже не спросил, зачем он вообще нужен ведущей теленовостей. В целом, вел себя как очень отзывчивый товарищ, прямая противоположность своему другу, буке и забияке Целуеву.

Лизавета появилась на углу Восстания и Невского точно в срок, в половине одиннадцатого. Господин Кокошкин уже поджидал ее.

Он действительно не походил на коллегу и приятеля. Высокий, плотный шатен, некрасивый, с грустными глазами бассета, косолапый и неуклюжий в своем мешковатом костюме, будто специально сшитом «вне моды, вне времени и вне страны». Но абсолютными антиподами они с Целуевым не были. Обаятельная улыбка и проникновенный, заглядывающий в душу взгляд – вот что выдавало в двух товарищах представителей одного клана.

– А вы в жизни гораздо обаятельнее, чем на экране. И не такая злючка, – начал профессиональный психологический разбор консультант по политике. – Почему вы столь неулыбчивы в эфире, столь сосредоточены на том, о чем говорите?

– А на чем я должна сосредотачиваться – на подсчете пролетающих гусей?

У них были разные профессии. Консультант «вскрывал» собеседника ласково и с подходцем, мог не спешить, Лизавета же, привыкшая к вечной диктатуре эфирного дефицита времени, действовала напрямик, резко, чаще всего нелицеприятно.

– Нет, при чем тут гуси? Просто можно мягче, нежнее…

– Ага, нежненько так рассказывать о захвате заложников, очередном взрыве, банковской афере или многомесячной задержке зарплаты! Вам не кажется, что в этом случае ласковая улыбка моментально превратиться в оскал дебила?

– Я же и не утверждаю, что улыбаться надо всегда. – Психолог немедленно уступил даме и сменил тему: – Я, вообще говоря, из ваших поклонников, вы очень сильно работаете, мощно, производит впечатление…

Лизавета не обратила внимания на «барскую похвалу» так же, как тремя минутами раньше пропустила «барский гнев».