В свои тридцать два Спайдер Эллиот был, по мнению Мэгги, одним из самых красивых мужчин в мире, а Мэгги нравилось разбираться в природе тех тонкостей, что делают мужчин и женщин привлекательными. Ее острый, проницательный взгляд был натренирован и не упускал ни одной мелочи в механизме обольщения; если художник не является соблазнителем того или иного рода, ему никогда не стать звездой. Кое-что, несомненно, говорит в пользу Паука, думала она. Типичный американский «золотой мальчик» с великолепным телом, никогда не выходящим из моды. И его волосы — волосы натурального блондина, — с возрастом приобретшие более глубокий, богатый переливчато-золотистый оттенок… И его глаза — глаза викинга, — такие синие, словно в них вечно отражается море. Когда он улыбался так, как сейчас улыбнулся Роузл, эти глаза прищуривались, почти закрывшись, и напоминавшие солнечные лучики морщинки в уголках глаз становились резче, делая Паука похожим на веселого мудреца, возвратившегося из дальних краев и привезшего много занимательных историй. И даже его нос, сломанный в школьные годы в давно забытом футбольном матче, и крохотная щербинка на переднем зубе, придающая его лицу привлекательную грубоватость. Но главным, считала Мэгги, было особое умение Спайдера проникать в мысли женщины, с легкостью говорить на ее языке, обращаться к ней непосредственно, легко проникая сквозь барьеры различий в мужском и женском сознании, минуя все недомолвки и назойливые хитрости, обычно используемые для достижения цели. Он был посвящен в исконно женские чувственные тайны, и эта способность естественным образом выводила его на центральное место в эротически-нарциссианской атмосфере, царившей в «Магазине грез». Он вносил в нее необходимый контрапункт мужского начала, как паша в гареме. И как бы ни везло ему на женщин, он никогда не терял профессионализма. Если бы мужчины Беверли-Хиллз, Ла-Джоллы или Санта-Барбары догадывались о негласной репутации Спайдера как первостатейного бабника мирового уровня, поддерживаемой рассказами, несомненно исходящими из первых уст, они бы, наверное, не оплачивали с такой благодушной безотказностью сногсшибательные счета, поступавшие из магазина.

Роузл появилась снова, помощница катила за ней тяжелую тележку с вешалкой. Развешанное на плечиках скрывалось под белым льняным покрывалом. Билли Орсини придумала этот способ, оберегая тайны частной жизни покупателей, тайны, которые в большинстве других дорогих магазинов Беверли-Хиллз не считались достойными уважения. Сняв покрывало, Роузл сразу же покинула Эллиота и клиентку. Спайдер всегда работал с покупательницами в одиночку, чтобы в их беседу не вмешивались продавщицы, имевшие обыкновение влюбляться в платья, которые, несомненно, лучше выглядели бы на них, а не на женщине, которая намеревается их носить. Он и Мэгги внимательно просмотрели отобранную одежду. Некоторые вещи Спайдер пропускал без комментариев, некоторые отвергал, кое-какие просил Мэгги примерить, прежде чем принять решение, и она переодевалась за четырехстворчатой ширмой в углу просторной комнаты. Когда они просмотрели все покупки, Эллиот снял телефонную трубку и велел шеф-повару прислать им большой чайник чая «Эрл Грей», бутылку коньяка лучшей выдержки, икру и сандвичи с копченым лососем.

— Мы скоренько приведем в норму уровень сахара у тебя в крови, — заверил он измученную девушку.

Прихлебывая крепкий чай, щедро разбавленный коньяком, они отдыхали, будто скинув с плеч тяжелый груз.

— Знаешь ли ты, Мэгги, — лениво проговорил Эллиот, — что еще не выбрала самое важное платье из всех?

— А? — Из-за усталости и боли в спине она пребывала в расслабленной полудреме.

— Что ты собираешься надеть на церемонию вручения наград Академии, малышка?

— Кто его знает.