С огорчением спохватываюсь: я так увлекся делом, что не услышал шума отъезжающей машины.

- Вы... ты? - наконец выдавливает глухо и с ненавистью Мирча.

- Да, я, - говорю как можно спокойнее и беспечнее, чтобы окончательно сбить его с толку, не дать опомниться. - Как видишь, Иона Георгиевич не зря не доверяет подосланным охранникам. Кто тебя послал? На кого ты променял благодетеля, который спас тебя от тюрьмы, платит тебе больше чем министру? Кто поручил тебе шпионить за Хозяином?

Мирча беззвучно шевелит губами, на лбу появляется испарина, но ответа он не находит.

- Не хочешь мне говорить, идем к шефу, - напираю я, занимая на всякий случай более удобную позицию в случае нападения.

- Не надо... Я все вам объясню. _ Мирча отступает в прихожую, загораживая мне выход. - Ничего хорошего это не даст ни мне, ни вам. - Он помялся и выдавил: - Это большой начальник. С самого верха... Мне приказали...

На этот раз я ему верил: не раз Петрунеску в разговорах упоминал имя Снегура, называя его прохвостом и лицемером, готовым ради престижа предать лучших друзей...

- Наверху много начальников. Кто конкретно?

- Не знаю. Так сказал Конрад... Если хочешь, будем работать вместе. Платить будут в три раза больше. А Петрунеску не верь, он коварный человек и не надейся, что он возьмет тебя в зятья.

- Спасибо. Но быть слугою двух господ не менее опасно, чем зятем нашего шефа. - Из намека Мирчи я понял, что он знает что-то о гибели Андрея. - Скажи, кто убил жениха Альбины и за что?

Мирча опустил голову, пряча глаза, и мне подумалось, что он принимал участие в той инсценированной автокатастрофе.

- Он узнал кто на самом деле его тесть и где хранится оружие... А кто убивал... кто-то из нашей школы. Я слышал от Сакирко.

- Врешь, ты был там.

Мирча напрягся и в его уставившихся на меня глазах я прочитал гнев и решительность.

- Ты тоже приговорен, - сказал он глухо. - Отдай пленку и спасайся пока не поздно.

- Ты через проходную меня проведешь?

- Я выпущу тебя из номера. А дальше - твои проблемы. - Он метнул взгляд на пистолет, висевший в кобуре под мышкой, и повторил категорично, протянув ко мне руку. - Давай.

Я сделал вид, что повинуюсь, неторопливо полез в карман за пленкой и, отбив левой рукой протянутую руку, правой нанес удар по сонной артерии. Но не зря я учил Мирчу, кое-какими приемами он все-таки овладел: успел прикрыть шею подбородком, и удар пришелся по скуле. Мирча, похоже, даже его не почувствовал, бросился на меня. Я отпрянул в сторону и со всей силы ударил ногой ему в пах. Он взвыл от боли и, падая, схватился за пистолет. Я прыгнул ему на голову. Каблук одного ботинка попал в висок, второго - в глазницу. На какое-то мгновение Мирча потерял сознание. Этого мгновения мне хватило, чтобы оценить ситуацию, оставлять его живым или нет. Выбор был однозначен, и я сдавил горло незадачливого филера.

Это было второе убийство, от которого нельзя было уйти...

Машинально вытираю руки о футболку, будто стараясь стереть следы преступления, смахиваю с лица холодный пот. Смотрю на выпученные глаза Мирчи, на вывалившийся язык, и по коже пробегает озноб.

Что делать с трупом? Сообщение Мирчи, что я приговорен к смерти, не явилось для меня новостью: и без того было ясно, что шайка бандитов просто так меня не отпустит; Петрунеску держит меня до поры до времени, преследуя какую-то цель. После этого убийства он вряд ли рискнет оставить меня...

Бежать! Но как? Охрана у Петрунеску поставлена не хуже чем к настоящего президента: днем и ночью территория под бдительным оком караульных; где-то бодрствуют телохранители Руссу и Саракуца.