* * *

…Гвидион пристал к доктору Диану Мак Кехту, как моллюск‑блюдечко к скале, он целыми днями ходил за ним с вопросами, поджидал под дверью, и наконец Мак Кехт понял, что если этого Гвидиона как‑то не приблизить к себе, то скоро его будет просто не отодрать.

– Пойдемте ко мне в лабораторию, – сказал он однажды, и Гвидион замер. – Я собираюсь кое‑что сказать вам.

Гвидион поднялся вслед за Мак Кехтом по внутренней лестнице. В лаборатории Мак Кехт на минуту исчез за ширмой, явился оттуда одетый во все белое, пурпурное и оранжевое, с распущенными волосами, и очень торжественно сказал:

– Гвидион, сын Кледдифа, если таково твое желание, с этой минуты ты становишься моим учеником и будешь терпеть все тяготы, ужасы и невзгоды, которые влечет за собою это положение.

– Я, правду сказать, хотел бы всего‑навсего лечить овец… – пробормотал Гвидион, остолбенев.

– Ничего. Мне тоже случалось иногда лечить овец, – усмехнулся Мак Кехт.

Так для Гвидиона начался период ученичества у Диана Мак Кехта.

* * *

Архивариус Нахтфогель никогда не приглашал студентов на свой предмет раньше одиннадцати вечера. Поэтому на палеографию первый курс всегда шел гуськом в чернильных сумерках, светя себе фонариками и свечками. Когда они добирались до места, архивариус Хлодвиг выходил их встречать в теплых тапочках и в халате и, усадив всех за длинным столом, методично начитывал лекцию о материалах и орудиях письма, о разлиновке, переплете, водяных знаках, об истории почерков и тайнописи. Заканчивал он далеко за полночь. Он учил их по одному росчерку отличать руку Годрика Ушлого от руки Годфрика Дошлого, классифицировать сотни заставок, виньеток и буквиц в манускриптах, отличать подлинники от подделок, стилизованных единорогов от львов, львов от ехидн, ехидн – от гарпий, а гарпий – от фурий.

– Вы что, не видите, что это грубейшая подделка? Рукопись претендует по почерку писца на девятый век, а в заставке у нее при этом использована берлинская лазурь! – кричал архивариус. – Дилан, сын Гвейра, когда была изобретена берлинская лазурь?..

– В XVIII веке, – отлетало у Дилана от зубов. – Но ведь здесь упоминается Спиноза, так что девятым веком это все равно никто не датирует…

– А кто просит вас углубляться в содержание! Вы на палеографии! Вы должны уметь датировать рукопись, не читая текста!..

* * *

Профессор Курои, сын Дайре, высился над учениками, как гора, поросшая лесом. У него была мощная грива седых волос, сквозь которые пробивались новые черные пряди – Курои всегда молодел к середине февраля и затем вновь старился, подчиняясь некоему неведомому годовому циклу, – нос с горбинкой, тяжелые веки, тяжелый взгляд и в особенности тяжелая рука. Вел он практические приложения истории Британских островов, которые с самого начала вызывали у Гвидиона живейшее беспокойство. Этот курс шел параллельно теоретическому курсу «История Британских островов», который, приглушенно хихикая и потирая руки, читал по вторникам профессор Мерлин.

Раз в неделю, в дождь и в ведро, Курои здоровенным пинком вышибал обыкновенно своих учеников в древние эпохи для лучшего усвоения деталей быта. Но и Курои, человек отнюдь не сентиментальный, на первых порах пожалел и без того перепуганных первокурсников и при самой первой встрече не стал отправлять их поодиночке ни на базарную площадь Эборакума, впоследствии Йорка, ни ко двору короля Конхобара в Эмайн‑Махе, ни на пустое место, где впоследствии возник Лондон, как было у него принято.