Дион, окруженный учениками, прохлаждался в Винной башне, в перистиле – скромном дворике, окруженном колоннадой три на четыре колонны, который он потребовал соорудить себе на греческий манер. Перед глазами Диона на дне небольшого бассейна был выложен мозаикой календарь, и он наловчился, почти не глядя, справляться с ним и, не сводя, казалось бы, взгляда с собеседника, сыпать в изобилии названиями полузабытых древнегреческих праздников разного калибра и именами богов с такими эпиклезами, что все только диву давались:

– А праздник Диониса Сминфейского, по‑вашему, вздор? – вопил он. – К тому же близятся анфестерии!..

Против анфестерий возразить было нечего, все расходились.

Но однажды Диона вывели на чистую воду. Во время очередных Дионовых каникул и очередной перебранки его с коллегами кто‑то из старших учеников Диона случайно стал напротив нагло развалившегося на скамье учителя и заслонил от него бассейн, а вместе с ним и календарь. Дион некоторое время юлил, мялся, тянул время, наконец с досады запустил пустым кубком в незадачливого ученика, заслонявшего мозаику, и, понося всех гекзаметром, пошел проводить урок.

* * *

Фингалл МакКольм ускоренно досдавал материальный быт фоморов – вязал рыбацкие сети, смолил лодку и выстругивал детскую колыбель. Закончив и отполировав колыбель, он выпрямился посреди засыпанного стружкой дворика и показал ее случайно оказавшейся поблизости Гвенллиан. «Вот, – сказал он бесстрастно. – Теперь хорошо было бы кого‑нибудь туда положить». Гвенллиан зарделась и убежала.

– Я написал домой, что нашел себе невесту! – крикнул Фингалл ей вслед, отчего Гвенллиан подпрыгнула на бегу и припустила еще быстрее. – Весь клан МакКольмов приветствует тебя!..

…Отвечая Мэлдуну по астрономии, Фингалл случайно назвал Альфу Центавра Альфой Кентавра. Зашедший на огонек Дион Хризостом высоко оценил эту оговорку и сразу зачел МакКольму древнегреческий, задав для проформы два‑три праздных вопроса на этом языке. За всем этим МакКольм напрочь забыл о предмете Моргана‑ап‑Керрига, чем привел профессора в совершеннейший восторг.

* * *

В Главном зале западной четверти происходил педсовет.

– Первый вопрос на повестке дня. Коллеги, как вы относитесь к чрезмерному увлечению наших учеников метаморфозами? – спросил Мерлин.

Профессор Финтан вытаращил на него глаза.

– Ах, да, – спохватился Мерлин. – Под метаморфозами я разумею не раздел вашего курса, коллега Финтан, а популярную школьную игру, метаморфозы барда Талиесина.

– Вот я и думаю, – ворчливо отозвался Финтан. – Метаморфоз как раздела моей дисциплины они не знают совершенно, на прошлой неделе за текущую контрольную нахватали все по тридцать три балла, бездельники.

– Я повторяю: ваше мнение по поводу повального увлечения метаморфозами Талиесина, доходящего до того, что явившись иной раз с перемены в класс с этой игрой на устах, они посвящают ей три‑четыре минуты от урока?

– Я полагаю, – осторожно высказался профессор Морган, – что эта игра помогает учащимся активизировать… э‑э… словарный запас.

Профессор Курои немо разразился целым градом молний.

– Коллега Мак Кархи, – сказал Мерлин. – Возможно, вы как самый молодой среди нас могли бы каким‑то образом приблизить нам предмет нашего обсуждения.

– Охотно, – сказал Мак Кархи и молчал полторы минуты. – Видите ли, – сказал он потом, – игра эта имеет разные формы и более или менее усложненные правила. Главная задача игры на формальном уровне – не испортить общего целого.