в 13.00 – окончание уроков,

в 14.00 – обед,

потом тихий час,

дальше – свободное время до 18.00,

потом – самоподготовка до 19.00,

в 19.30 – ужин (младшая смена),

в 21.00 – отбой.

Старшеклассники жили по своему расписанию. Нередко приходили к нам на отбое и помогали воспитательницам укладывать нас спать, чего мы очень не любили. Еще к нам были приставлены шефы – ученики не то шестого, не то седьмого класса, точно не помню. Вот они-то в основном и следили за нами, чтобы мы не натворили бед. На ужине наесться нам мало когда удавалось, а потому мы тайно прихватывали кусочек-другой хлеба и ели его ночью. Почти у каждого под матрасом лежал запас.

Каждый вторник в школе проходила политинформация.

Сначала в нашем классе училось всего семь человек: шесть мальчиков и одна девочка. Потом пришли новенькие, и нас стало одиннадцать. Проблемы у всех были разные – кто-то страдал дальтонизмом, кто-то – светобоязнью, у многих было косоглазие. Слепых ребят в нашем классе не было. А вот мой друг Сережа Крюковский был совсем слепой. Он учился на год младше. Мы познакомились и подружились. Я часто водил его по школе за руку.

Мои одноклассники были из разных городов, но большинство все-таки из Карелии. Те, кто жили в Петрозаводске, могли уходить домой на выходные (потом городская администрация выделила интернату автобус, который развозил-забирал ребят, и они могли отправляться домой каждый день после занятий). Остальные (к числу которых относился и я) ждали каникул, когда приезжали родители и забирали нас. Были и такие, кому уезжать было некуда: родителей и дома у них не было, и поступили они к нам в интернат из детдомов и спецшкол. Они жили в интернате, а на лето их отправляли в пионерлагеря. Бывало и так, что «домашние» тоже вынуждены были оставаться в интернате на выходные или даже на каникулы из-за семейных проблем: у кого-то запивал отец, у кого-то мама уезжала в командировку и оставить ребенка было не с кем. У одного мальчика во время его учебы в интернате умер папа, у другого – мама…

Больше всех не повезло Саше Меркулову. Не могу сказать точно, откуда его занесло в наш интернат. Ни его матери, ни его отца я, как, впрочем, и другие мои одноклассники, не видел, потому что мама была лишена родительских прав, а папы и вовсе не было в живых… Саша как-то говорил, что он якобы погиб на войне, но впоследствии я узнал, что все было гораздо проще и банальней: его просто убили в пьяной драке…

Одноклассники мои были ребятами неплохими, но порой все-таки возникали конфликты и даже драки. Драться я не любил ужасно и предпочитал все вопросы решать мирно, но сдачи дать мог. Воспитательницы и учительница любили меня за это и порой приводили остальным в пример.

У каждого из нас был свой интернатовский документ – единый билет. Мы называли его просто «единый» или «единник». Это был наш пропуск в большой мир. По нему мы могли бесплатно ездить в общественном транспорте, ходить в музеи, кино, театры… «Единником» мы с моим одноклассником, другом и земляком Сашкой во втором классе решили воспользоваться для побега домой. Правда, убежали совсем недалеко, только до остановки. Там еще раз всё хорошенько обдумали и решили, что, пожалуй, лучше вернуться.

Осенью 1990 года мы стали октябрятами. Данное событие проходило на торжественной линейке в спортзале. Это первое хорошее воспоминание о школе. Еще одно хорошее воспоминание – это поездка на телевидение. Туда нас позвали на какую-то передачу. Тогда мы уже были второклашками, и к нам пришла еще одна новая девочка. Таким образом, нас стало восемь. Тогда же, во втором классе, гуляя с ребятами недалеко от школы, я угодил в трясину и чуть не погиб. Меня спас одноклассник. Он же, как это ни странно, разбил мне голову, играя со мной в догонялки по классу.