| 
                                     Наконец он решился осторожно прозондировать почву и начал вкрадчивым улещающим тоном:
 — Ну, вы сами понимаете, это в природе вещей: будь я, положим, дьяволом, славным, добрым, почтенным дьяволом, и будь у меня отец — славный, добрый, почтенный дьявол, и к нему относились бы с предубежденностью — возможно, несправедливой, или, по крайней мере, сильно раздутой… 
— Но я не дьявол, — невозмутимо молвил мальчик. 
Хотчкис не знал, куда глаза деть, но в глубине души почувствовал облегчение. 
— Я… э… э… так сказать, догадывался. Я… я… разумеется, не сомневался в этом, и хотя в целом… О боже милостивый, я, конечно, не могу тебя понять, но — слово чести — я люблю тебя теперь еще больше, еще больше. У меня так хорошо на душе, так спокойно, я счастлив Поддержи меня, выпей что-нибудь. Я хочу выпить за твое здоровье и за здоровье твоей семьи. 
— С удовольствием. А вы съешьте что-нибудь, подкрепитесь. Я покурю, если вы не возражаете, мне это нравится 
— Конечно, но и ты поешь, разве ты не голоден? 
— Нет, я никогда не чувствую голода. 
— Это правда? 
— Да. 
— Никогда, никогда? 
— Да, никогда. 
— Очень жаль Ты многое теряешь Ну, а теперь расскажи мне о себе, пожалуйста 
— Буду рад, ведь я прибыл на землю с определенной целью, и, если вы заинтересуетесь этим делом, вы можете быть мне полезны. 
И за ужином начался разговор. 
— Я родился до грехопадения Адама. 
— Что-о? 
— Вы, кажется, удивлены Почему? 
— Потому, что твои слова застигли меня врасплох. И потому, что это было шесть тысяч лет тому назад, а тебе на вид около пятнадцати. 
— Верно, это и есть мой возраст — в дробном исчислении. 
— Тебе всего пятнадцать, а ты уже… 
— Я пользуюсь нашей системой измерения, а не вашей. 
— Как прикажешь тебя понимать? 
— Наш день равняется вашей тысяче лет. 
Хотчкис преисполнился благоговения. Лицо его приобрело сосредоточенное, почти торжественное выражение Поразмыслив немного, он заметил: 
— Навряд ли ты говоришь это в прямом, а не в переносном смысле. 
— Да, в прямом, а не в переносном. Минута нашего времени — это 41 2/3 года у вас, по нашему исчислению времени мне пятнадцать, а по вашему мне без каких-то двадцати тысяч пять миллионов лет. 
Хотчкис был ошеломлен. Он покачал головой с безнадежным видом. 
— Продолжай, — покорно сказал он. — Мне это не постичь, это для меня — астрономия. 
— Разумеется, вы не можете постичь такие вещи, но пусть это вас не волнует: измерение времени и понятие вечности существуют лишь для удобства, они не имеют большого значения. Грехопадение Адама произошло всего неделю тому назад. 
— Неделю? Ах, да, вашу неделю. Это ужасно, когда время так сжимается! Продолжай! 
— Я жил в раю, я, естественно, всегда жил в раю; до прошлой недели там жил и мой отец. Но я увидел, как был сотворен ваш маленький мир. Это было интересно — и мне, и всем другим небожителям. Сотворение планеты всегда волнует больше, чем сотворение солнца, из-за жизни, которая появится на ней. Я видел сотворение многих солнц, многих еще неведомых вам солнц, расположенных так далеко в глубинах вселенной, что свет их еще долго не дойдет до вас; но вот планеты — они мне нравились больше, да и другим тоже; я видел сотворение миллионов планет, и на каждой было Древо в райском саду, мужчина и женщина под его сенью, а вокруг них животные. Вашего Адама и Еву я видел всего лишь раз; они были счастливы и безгрешны.                                                                      |