Радовиц снова должен оправдать репутацию друга Гомера и покровителя иаук. Но он, помимо этого, еще и немецкий чиновник, состоящий на императорской службе, который скорее расстанется со своими любимыми орденами, чем сделает что-либо без указаний свыше. Срочной почтой Шлиман отправляет письма Бисмарку-отцу и Бисмарку-сыну — пусть они побудят посла в Константинополе действовать безотлагательно и энергично! Шёне, Вирхов и другие должны поддержать его просьбу в соответствующих инстанциях. Когда же Радовиц сообщает, что через несколько дней получит и перешлет разрешение Хамди-бея, то тут же отправляют приглашения академиям.

— Как это Беттихер, — спрашивает однажды в тесном кругу Шлиман, — со своими сумасбродными идеями находит вообще сторонников?

Думали-гадали, отыскали некоторые причины, объясняющие его успех у отдельных лиц, а возможно, и во Франции. Но почему идеи Беттихер а получили такой живой отклик в Германии?

— Потому, что он капитан в отставке, — находит, наконец, ответ Шлиман. — Для славных обывателей и для господ филологов, которые в лучшем случае имеют чин лейтенанта запаса, капитан кажется кем-то стоящим сразу после самого господа бога. Если господин капитан что-либо изрек, остается лишь стать по стойке «смирно» и ответить: «Так точно, господин капитан!»

Шлиман рассказывает о том, как в 1871 году он пробирался в Париж, и продолжает:

— К сожалению, мы не можем прямо написать академиям, чтобы они учитывали воинские звания своих делегатов. К тому же я сильно сомневаюсь, есть ли у них чем похвастаться в этом отношении. Кстати, до какого чина дослужились вы, господин Дёрпфельд?

— Пока что до лейтенанта.

— Да, тут нам тоже щеголять нечем. Но мне пришел в голову другой выход: господин Штеффен, который по поручению Берлинского археологического института делал картографические съемки Микен, был весьма разумным и способным человеком, хотя и имел высокий чин. Если я не ошибаюсь, он тоже капитан.

— Был таковым, господин Шлиман. Теперь он майор.

— О Зевс, это превосходно! В отставке?

— На действительной службе, в одиннадцатом Гессенском полку полевой артиллерии в Касселе!

— И даже в артиллерии! Ни о чем лучшем мы не могли мечтать! Штеффен именно тот человек, который нам нужен. Я немедленно напишу в Берлинскую академию, чтобы она добилась для него отпуска на несколько недель. Итак, представьте себе картину: если майор действительной службы Штеффен скажет: «Это так», то капитану в отставке останется только щелкнуть каблуками и гаркнуть: «Так точно, господин майор!» В противном случае он нарушит субординацию, а это непростительный смертный грех!

План удается. Вначале Берлинская академия коротко и холодно отклоняет просьбу Шлимана, но потом по настоянию Эрнста Курциуса все же исполняет ее.

Конференция ученых с участием Беттихера назначена па 25 ноября 1889 года. Берлинская академия направляет в качестве делегата майора Штеффена, Венская академия — под бури оваций в честь Шлимана — посылает профессора Нимана, архитектора, проводившего раскопки на Самофракии. Французская академия под давлением всемогущего Репнака хранит молчание.

Снова построен «Шлиманополис», еще большего размера, чем когда-либо прежде. Оборудование для узкоколейки, к сожалению, застряло где-то между Марселем и Дарданеллами, его ожидают со дня на день. До приезда гостей никаких существенных работ не ведется: пусть никто потом не говорит, будто что-то специально приготовлено для комиссии.