— Что? — спросила я, нахмурившись.

— Ты никогда не говоришь это в ответ. Я все время признаюсь тебе в любви, но не слышу ответа.

— Я отвечаю. Только сегодня говорила тебе это.

— Нет, ты сказала что-то вроде «да-да, я тоже люблю тебя».

— Это одно и то же.

— Нет, не одно и то же, Габриэлла. Скажи, что любишь меня. Посмотри мне в глаза и скажи, что прощаешь меня, что продолжишь давить на меня, чтобы я стал лучше.

— Я не давлю на тебя.

— Нет, это так. Ты вызываешь у меня желание становиться лучше. Скажи, что любишь меня, Габриэлла.

Я сделала глубокий вдох и перевела взгляд ему на грудь, размышляя о простом ответном жесте, о трех простых словах.

— До сегодняшнего дня я этого не знала.

— Не знала, любишь ли меня?

— Нет, я знала, что люблю. Но не могла говорить об этом так легко, как ты.

— Что это значит? Думаешь, я блефую?

— Больше нет. Не после того, как ты затащил меня в мужскую уборную и дал выплакаться на своем плече в течение десяти минут, не сказав ни слова. Я люблю тебя, Пэкс, я безумно влюблена в тебя, в нашу жизнь и нашу семью. Я очень рада, что мы создаем новые воспоминания.

Пэкстон приподнял мой подбородок и поцеловал в нос, затем в губы.

— Обещаю создать воспоминания лучше, чем те, которые ты забыла.

Улыбаясь, я поцеловала его в губы, прижалась к его груди и заснула. Кажется, я не шевелилась всю ночь. Теперь, когда Клайд моей сестры был рядом со мной, мой сон был лучше, чем за долгие недели прежде.

К тому времени, когда мы приземлились в Тампе, я знала, что Пэкстон без сомнения сможет полюбить ребенка другого мужчины, потому что он уже начинал привязываться к нему. Вандера невероятно интересовали графики бассейнов, над которыми работал Пэкстон. Пэкстон с большим рвением принялся рассказывать ему о бассейнах. Вандер захотел водопад с таким же тайным туннелем. Думаю, улыбка не исчезала с моего лица на протяжении всего полета, но в определенный момент я разревелась. Мне пришлось встать и уйти в уборную.

— Смотри, что у меня есть для тебя, — сказал Пэкстон, вспомнив о подарке от Ми.

— У меня уже есть такой. И у мамы тоже. У тебя тоже должен быть, Гэбби. Так сказала мама. Какой-то индеец с цветными перьями дал его и моей маме, и твоей маме, и тебе. Как мне, — сказал Вандер, когда его черный камушек притянулся к камню Пэкстона, мгновенно вызывая улыбку на его маленьком личике.

Я не помнила этого, а хотела. Насколько иронично то, что моя мать верила в те же волшебные камни, в которые верила Ми? Я пошла в уборную и заплакала. Где был мой камень?

Пэкстон не говорил об этом инциденте ни разу за всю дорогу домой. Спросил, в порядке ли я, и на этом все. Больше мы это не обсуждали.

Вандер влился в нашу семью, словно кусочек пазла, занявший свое исконное место, сдружившись с Роуэн и Фи так, будто они знали друг друга всю жизнь. Даже при первой встрече они вели себя как кузены, которые были знакомы многие годы. Фи показала ему своих динозавров, и они несколько часов провели в бассейне. Роуэн и Фи даже играли в нем дольше обычного, потому что там понравилось Вандеру.

Но не все было так просто, далеко не все. Постоянно кто-то ругался: либо Вандер и Офелия, либо Роуэн и Офелия. Но не Роуэн с Вандером. Благодаря Пэкстону Офелия называла его Мини-Вэн. Клянусь, эта девчонка ничего не забывала. Вандер ненавидел это прозвище. Конечно, поэтому она называла его так еще чаще.

Я провела три дня, окруженная любовью. Только одно могло осчастливить меня еще больше — моя сестра. Если бы Иззи появилась на пороге и заявила о правах на своего сына, я была бы самым счастливым человеком в мире.