К этому времени запах роз, источаемый ее телом, унесся далеко-далеко к предместью города, где революционеры и федералисты завязали жестокое сражение. Среди них выделялся храбростью тот самый панчовильист, который неделей раньше, въезжая в Пьедрас-Неграс, столкнулся с Гертрудис на площади. Розовое облако достигло его, обволокло и повлекло в сторону ранчо Матушки Елены, куда он и поскакал во весь опор. Хуан, а именно так звали этого субъекта, оставив недобитым полуживого противника, покинул поле сражения, совершенно не соображая, для чего он это делает. Неведомая сила направляла его действия. Им двигало мощное желание как можно скорее неведомо где достичь встречи с неведомо чем. И это ему было нетрудно. Его вел запах тела Гертрудис. Он поспел в самое время и приметил, что она бежит через поле. Тогда-то он и понял, для чего примчался сюда. Эта женщина неотвратимо нуждалась в мужчине, который погасил бы всеохватывающий огонь, разгоравшийся в глубине ее тела.

В мужчине, который, как и она, нуждался бы в любви, в мужчине, подобном ему.

Гертрудис остановилась, едва увидела, что он приближается к ней. Обнаженная, с распущенными, спадавшими до пояса волосами, излучающая негасимое сияние — в ней как бы слились ангелица и дьяволица. Тонкость ее лица и совершенство девственно-непорочного тела контрастировали со сладострастной чувственностью, порывисто исторгавшейся из ее глаз, изо всех ее пор. Это стремление, соединившись с похотливым желанием, которое Хуан так долго сдерживал, воюя, сделало их встречу поистине захватывающей.

Не переставая галопировать, дабы не терять понапрасну время, Хуан, перегнувшись, обхватил ее за талию, поднял и усадил в седло впереди себя и лицом к себе, поудобнее устроил ее и помчал. Лошадь, по всей вероятности, также ведомая наущениями свыше, продолжала скакать галопом, как если бы в точности уяснила конечную диспозицию, хотя Хуан и отпустил поводья, чтобы как можно крепче обнимать и как можно горячее целовать Гертрудис. Движения лошади сопряглись с движениями их тел в момент совершения ими их первого прелюбодейственного акта во весь опор по пересеченной местности.

Все произошло так стремительно, что эскорт, сопровождавший Хуана и пытавшийся его перехватить, так и не смог этого сделать. Потеряв всякую надежду, соратники сделали полуразворот и ускакали, и сообщение, которое они привезли, гласило, что капитан неожиданно спятил во время сражения, по каковой причине дезертировал из армии. Так, в основном, и пишется история через посредство показаний очевидцев, что не всегда соответствует действительности. Точка зрения Титы, к примеру, по поводу случившегося решительно опровергала мнение революционеров. Перемывая кухонную утварь, она могла видеть со двора, где находилась, абсолютно все. Она не упустила ни одной детали, несмотря на то что взгляд ей застили туча розового пара и языки пламени от загоревшегося банного закутка. Стоявший рядом с ней Педро также имел прекрасную возможность наблюдать за этим спектаклем, когда, желая совершить моцион, вышел во двор в поисках своего велосипеда.

Словно зачарованные зрители в кино, Педро и Тита со слезами на глазах следили за отважной четой, предававшейся любви, которая им самим была заказана. Был момент, один только миг, когда Педро мог переменить ход истории. Взяв Титу за руку, он решился произнести:

— Тита…

Только это. Ему не хватило времени, чтобы сказать еще что-то. Грубая действительность помешала этому: послышался крик Матушки Елены, спрашивающей, что происходит. Если бы Педро попросил Титу бежать с ним, она не задумалась бы ни на одну секундочку, но он этого не сделал, поспешно оседлав велосипед и выместив свое бешенство на педалях. В его сознании никак не мог стереться образ Гертрудис, бежавшей по полю в чем мать родила! Ее огромные груди, болтавшиеся из стороны в сторону, зачаровали его.