Если уж она посвящала ее в кухонные рецепты, то могла бы пособить и в этом трудном деле! Кто-то ведь должен помочь Росауре свыше, коли ее сестра этого не умеет. Она и сама не знала, долго ли молилась, стоя на коленях, а когда наконец открыла глаза, темный тоннель — целиком — неожиданно стал превращаться в красную реку, в мощный вулкан, в рвущуюся бумагу. Плоть сестры отверзалась, открывая дорогу жизни. Тита до конца дней своих не могла забыть этот звук и то, как выглядела головка племянника, выходившего победителем из борьбы за жизнь. Эта головка была не ахти, скорее всего, у нее была форма продолговатой гири из-за давления, которому были подвержены косточки все эти долгие часы. Но Тите она показалась самой красивой из всех, которые она когда-либо видела.

Плач ребенка заполонил все одинокие уголки ее сердца. Тогда она и поняла, что заново любит жизнь, этого дитенка к Педро, даже свою сестру, ненавидимую столь долгое время. Она взяла ребеночка на руки, поднесла его к лицу Росауры, и вместе они всплакнули, нежно обнимая его. С этого момента, следуя наставлениям, которые нашептывала Нача, она прекрасно знала, что должна делать: перерезать своевременно и в нужном месте пуповину, протереть тельце миндальным маслом, перевязать пупок и одеть новорожденного. Не испытывая ни малейших сомнений, она сперва надела на него распашонку, затем рубашечку, после чего перетянула пупок свивальником, подложила подгузник, натянула носочки и вязаные ботиночки и стянула ему ножки одной пеленкой, а другой, фланелевой, туго спеленала его, уложив на груди ручки, чтобы не царапал личико, после чего упрятала в пеньюар и укрыла плюшевым одеялом. Когда к ночи вернулись Матушка Елена с Ченчей, сопровождаемые женщинами из семейства Лобо, они были поражены профессиональной работой Титы. Спеленутый, как полешко, ребенок спокойно спал.

Педро привез доктора Брауна только на следующий день, после того как его освободили. Возвращение Педро всех успокоило. Они страшились за его жизнь. Теперь им оставалось беспокоиться лишь за здоровье Росауры, которая все еще находилась в критическом состоянии и была очень распухшей. Доктор Браун самым тщательным образом обследовал ее. Только сейчас они поняли, сколь опасными были роды. По словам доктора, Росаура испытала приступ острого токсикоза, который мог убить ее. Он тоже удивился хладнокровию и решительности Титы, которая помогла роженице в столь неблагоприятных обстоятельствах. Впрочем, неизвестно, что больше привлекло его внимание: то, что Тита, не имея ни малейшего опыта, смогла управиться одна, или внезапно сделанное им открытие, что Тита, эта зубатая девчушка, превратилась в прелестную молодую женщину, на которую он до этого не обращал внимания. Со дня смерти жены, произошедшей пять лет назад, доктор ни разу не испытывал влечения к женщине. Боль потери любимой спутницы жизни оставляла его все эти годы бесчувственным к любви. Разглядывая Титу, он почувствовал, как у него забилось сердце. Мурашки пробегали по его телу, пробуждая и оживляя все его спящие чувства. Он смотрел на нее так, будто видел впервые. Такими приятными казались ему сейчас ее зубы, которые обрели дивную соразмерность в чарующей гармонии тонких и нежных черт лица.

Голос Матушки Елены прервал его размышления,

— Доктор, не будете ли Вы столь любезны посещать нас два раза на день все то время, что моя дочь будет находиться в опасном состоянии?

— Непременно! Во-первых, это мой долг, а во-вторых, посещать Ваш чудный дом одно удовольствие.

К счастью Матушка Елена, озабоченная здоровьем Росауры, не обратила внимания на блещущие восторгом глаза Джона Брауна, заглядевшегося на Титу. Заметь она это, не распахнула бы перед ним столь доверчиво двери своего дома.

А так доктор не вызывал у нее никакой тревоги, единственное ее беспокойство состояло в том, что у Росауры не было молока.