И вот этот день настал, и я не чувствовала ничего, кроме, пожалуй, вины за то, что ничего не чувствую. Может быть, я и так уже достаточно видела тяжелые вещи в жизни. Но столько же видели и Лео, и Нетти, а они оба плакали. Что же со мной не так, если я не могу выдавить слезу в память о бабушке, которую я любила и которая, как я знала, любила меня?
Прозвенел дверной звонок, как раз вовремя. Не хотелось больше думать на эту тему.
Я подошла к двери: конечно, это были мистер Киплинг и Саймон. Они приехали очень быстро.
Когда-то я говорила, что мистер Киплинг полноват, но он сильно сдал со времени приступа и теперь немного напоминал плюшевого мишку, из которого вынули набивку.
— И снова я хочу сказать, Анни, как я сожалею о твоей потере. Галина была изумительной женщиной, — сказал он.
Мы пошли в гостиную, чтобы обсудить дела. Лео был все еще там; похоже, он не двигался с места с тех пор, как ушла Имоджин.
— Лео, — сказала я.
Он посмотрел на меня пустыми глазами. Его веки так распухли от плача, что почти смыкались. Он совсем не напоминал того уверенного человека, которого я привыкла видеть в последние несколько месяцев, и это меня беспокоило. «Давай же, Лео», — подумала я.
Я продолжала:
— Мистер Киплинг и мистер Грин пришли сюда, чтобы обсудить последствия ухода бабули.
Лео встал. Он высморкался в мокрый платок и сказал:
— Хорошо, я пойду в свою комнату.
— Нет, тебе надо остаться. Ты очень важная часть того, что случится. Подойди и сядь рядом со мной.
Он кивнул, расправил плечи, подошел к кушетке и сел. Саймон Грин и мистер Киплинг сели напротив в два кресла у журнального столика.
— Сперва мы обсудили похороны бабушки. Это было легко, так как она оставила четкие письменные инструкции: «Никакой откинутой крышки, никакого дорогого гроба, никакой химической консервации, никакого посмертного макияжа, но я хотела бы лежать рядом с сыном в нашем фамильном склепе в Бруклине».
— Ты хочешь делать вскрытие? — спросил меня Саймон.
— Саймон, не думаю, что это необходимо. Галина болела уже много лет, — строго сказал мистер Киплинг.
— Да, ладно… а что привело к смерти? — продолжал Грин.
Я пересказала слова Имоджин о неисправности.
— А почему не заработал запасной генератор? — настаивал он.
— Не знаю.
— Ты веришь этой Имоджин, верно? Кто-нибудь мог с ней связаться, заплатить или что-то вроде. Кто-то, у кого были причины желать смерти Галины Баланчиной.
— Но кто мог желать, чтобы бабушка умерла? — спросил Лео дрожащим голосом.
— Саймон, твои слова глупы и неуместны. — Мистер Киплинг кинул на Саймона предупреждающий взгляд. — Имоджин Гудфеллоу работала на эту семью много лет. Она верна им и отличный работник. А что касается обстоятельств смерти Галины… тут нет тайны. Она была очень, очень больна. Удивительно, как она продержалась так долго. Незадолго до этого мы с ней несколько раз обсуждали неизбежность ее смерти, и она призналась мне, что подозревает, что ее время близко, и даже надеется на это.
— Она мне говорила то же самое, — сказала я и посмотрела на Лео: — Это в самом деле так.
Лео кивнул, еще раз кивнул и наконец сказал:
— Но ведь никому не будет плохо, если мы… — Когда Лео было не по себе, он порой говорил несвязно. — Что он сказал? — он указал на Саймона. — То, по чему определяют, по какой причине умер человек? Тогда мы будем знать точно, верно?
— Ты говоришь о вскрытии?
— Да, о вскрытии, — повторил Лео. |