— Нет, спасибо, — сказал Вин. — Это очень заманчиво, но моей девушке это не понравится.

— Ой, ты об Алисон Вилер говоришь? Она сказала, что вы вроде как только друзья.

— Нет, о девушке из моей старой школы, это далеко отсюда.

Он врал так естественно, что даже я подумала, а нет ли у него девушки из старой школы. И тут прозвенел звонок, и он встал.

— Увидимся, Чай. — И он кивнул мне: — Анни.

— Подружка на расстоянии? — сказала мне Чай. — Ну, такие отношения никогда не длятся долго.

— Не знаю, — пробормотала я, сгребла свои книги и вырвалась из столовой. Я побежала по коридору в сторону того класса, где у Вина должен был быть шестой урок, который поменялся на английскую литературу. Я знала, что могу себе позволить опоздать на свой собственный урок, потому что его вел Бири, а Бири был в театре и заканчивал постановку пьесы. Я похлопала Вина по плечу.

— Прости, можно с тобой поговорить?

Он кивнул, и я завела его в чулан, где хранился всякий хозяйственный инвентарь, а потом поцеловала его. «Поцеловала» звучит гораздо более пресно, чем то, что там было. Я прижалась к нему всем телом, обвила его руками и засунула ему язык в рот так глубоко, как могла.

— Я так устала от того, что наши отношения — тайна.

— Я знаю, — согласился он. — Но ты сама сказала, что это наш единственный путь.

Когда мы вышли из чулана, коридор был пуст; шестой урок начался.

Около нас распахнулась дверь театрального кружка, и появилась Скарлет.

— О, привет, ребята. Откуда вы появились?

Она казалась немного рассеянной, что, я думаю, было следствием грядущей постановки.

— Мы были вот тут, — ответил Вин, указывая на дверь чулана. Коридор кончался тупиком, так что не было другого места, откуда мы могли бы выйти.

— А почему вы там были? — спросила Скарлет. Она явно ничего не подозревала, но ей было любопытно.

— Потому что Анни хотела еще раз повторить свою роль, а тут было единственное место, где мы могли бы побыть одни, — солгал он. «Ух ты, как он здорово это делает», — подумала я. С другой стороны, можно легко было представить себе множество случаев, когда Вину пришлось бы соврать отцу вроде Чарльза Делакруа.

— Почему ты не сказала мне, что тебе трудно запомнить свою роль? Я бы помогла, — настаивала Скарлет.

— Ты и так занята, ты играешь главную роль, а я всего лишь ведьма. Не хотелось тревожить тебя. — Я и сама неплохо врала.

— Главная ведьма, — поправила Скарлет. — Я так горжусь тобой, Анни, что могу взорваться!

И я точно знала, что она гордится мной, и почему-то эти слова чуть не заставили меня заплакать. Потому что, несмотря на обстоятельства, я не испытывала недостатка в любви. Сестра любила меня. Брат любил меня. Бабуля любила меня. Казалось, даже этот парень, Гудвин Делакруа, тоже любит меня. Но гордиться мной? Я не привыкла, чтобы мною гордились — почти все, кто мог бы гордиться мной, давно умерли.

Надо посвятить пару слов самой пьесе. Это была рядовая школьная постановка, может быть, чуть лучше, чем большинство остальных, потому что мистер Бири приложил много усилий и потратил много времени, чтобы мы не выглядели ужасно, и потому что школа (как я упоминала) хорошо финансировалась. Скарлет играла лучше всех. (Вы, возможно, предполагали, что я так скажу, но так оно и было.) А моя роль? Самое лучшее, что я могу сказать, это что мне единственной из всех ведьм не потребовался парик. Мои темные вьющиеся волосы выглядели сами по себе по-ведьмински, и, оглядываясь назад, я не уверена, что они не стали единственной причиной, по которой я получила роль Гекаты.