Во-первых, Джеймс Стюарт не принимал никакого участия в подготовке и осуществлении преступления.

Во-вторых, Алан Брек, хоть и был замешан в деле, не производил этого рокового выстрела.

В-третьих, в заговоре против Гленура помимо Алана Брека участвовали еще несколько молодых людей.

И, наконец, в-четвертых, обстоятельства убийства были хорошо известны определенному кругу лиц накануне казни Джеймса Стюарта; и по крайней мере одного из этих людей родственники связали и держали под замком, чтобы он во имя истины не попал сам на виселицу.

Что касается личностей заговорщиков и самого убийцы, то здесь существуют различные взаимоисключающие друг друга версии. Многие люди, убежденные, что именно они владеют разгадкой тайны, на самом деле введены в заблуждение праздными слухами. Я уверен, что истинная правда известна немногим членам клана Стюартов, и только им одним.

Попробуем подвести итоги этой таинственной истории. А они таковы: Алан Брек вынужден был бежать из Шотландии — специально чтобы навлечь на себя подозрения и таким образом выгородить своего друга и опекуна Джеймса Стюарта. Увы, Джеймсу Стюарту это не помогло, и человек, который ни сном ни духом не знал о готовящемся убийстве, понес за него незаслуженное наказание. Его сознательно обрекли на гибель, чтобы выгородить (и сохранить жизнь) некоторых членов семьи или клана.

Много лет спустя некая девушка по имени Джанет Макиннес пасла скот на холме за Баллахулиш-хаус и в дупле старого дерева обнаружила древнее ржавое ружье. Она отнесла находку старому мистеру Стюарту из Баллахулиша и тот с уверенностью заявил: «Это то самое злосчастное ружье!» До недавнего времени мрачная улика хранилась в одном здешнем доме. Ружья такого вида называли An t-slinneanach — то есть «лопатка»: это ружье из-за его непомерного веса можно было переносить только на плече.

Следующее упоминание об этой истории встречается в приложениях к роману «Роб Рой». Автор пишет:

Как-то раз, находясь в Париже, мой друг получил послание от своих знакомых: те приглашали его прийти на квартиру к одному бенедиктинскому священнику и полюбоваться из его окон на заинтересовавшую его процессию. Придя по указанному адресу, друг среди прочих гостей застал там незнакомого мужчину, мрачно сидевшего у камина. Мужчина был уже сильно в летах — высокий, худой (откровенно говоря, просто кожа да кости), на груди у него поблескивал малый крест Святого Людовика. В его лице в первую очередь привлекали внимание сильно выступающие скулы и подбородок. У старика были серые глаза и седые волосы, в которых, тем не менее, угадывался природный рыжий цвет. Обветренное, загрубевшее лицо было густо усеяно веснушками. Между моим другом и стариком завязалась ни к чему не обязывающая беседа по-французски. Они обсуждали улицы и площади Парижа, пока наконец старый вояка — он выглядел как старый солдат и, как оказалось, и был таковым — не произнес со вздохом (при этом в его речи проступил сильный хайлендерский акцент): «Да что там говорить, ни одна из них не стоит Хай-стрит в Эдинбурге!» Как выяснилось, этот страстный поклонник «Старого дымокура» (который ему так и не довелось еще раз увидеть) носил имя Алана Брека Стюарта. Он скромно доживал свой век в Париже, получая небольшую пенсию и ничем не напоминая того горячего и вспыльчивого молодого человека, который, по распространенной версии, когда-то убил обидчика своей семьи и своего клана.

Со своей стороны, мне хотелось бы сделать два замечания. Во-первых, в официальном полицейском рапорте, составленном по горячим следам убийства в Аппине, преступнику приписывались не рыжие, а черные волосы. И во-вторых, не мог же друг Вальтера Скотта принять следы от оспы за веснушки на лице у Брека? Вот на этом месте — на встрече со старым, явно разочарованным жизнью (а, может, и мучимым призраками) человеком — мы закончим рассказ о таинственном убийстве в Аппине и поспешим на паромную переправу.