Стоит только осознать бесполезность борьбы с этим погодным явлением, как вами овладевает некое озорное безрассудство. Со мной такое случилось, когда первые капли влаги просочились в мои ботинки. Едва дождь проник сквозь дырочки для шнурков, я скинул свою дорожную шляпу и предоставил дождевым струям свободно стекать по моим волосам на лоб, глаза и остальное лицо. А начав мокнуть, уже не мог остановиться. Хотелось вымокнуть с головы до пят.
Теперь, чтобы форсировать какой-нибудь ручей, мне не приходилось больше перепрыгивать с камешка на камешек. Я смело шлепал по воде в своих промокших ботинках! Отшагав таким образом три часа, я почувствовал, как болят не привыкшие к нагрузкам мышцы. И все же — я был счастлив, как никогда…
А впереди меня ждала самая неприятная часть Ларига — хаотическое нагромождение красных гранитных глыб. Здесь тропа заканчивалась, и приходилось карабкаться с одной скалы на другую. Зато по окончании этого тяжелого участка пути ждала награда — прелестные заводи Ди. Река образовывала здесь три озерца с кристально чистой ледяной водой. В этой местности подземные потоки находили себе выход среди мшистых кочек и скапливались в небольших водоемах. Местами в почве образовывались прорехи, и сквозь них можно было видеть, как под землей струится вода. Ее течение сопровождалось нежным звуком — будто звенели хрустальные японские колокольчики, которые обычно вешают в открытых окнах.
Одолев несколько миль, я решил отдохнуть на берегу Ди. За плечами у меня осталось двенадцать или тринадцать миль. От вожделенного охотничьего домика меня отделяли еще восемь. Я забрался уже достаточно высоко, и Глен-Ди открывалась передо мной во всей своей красе. Напротив высились Каирн-Тоул и огромный, усеянный разбросанными валунами Девилс-Пойнт. Я лежал в мокром вереске и наблюдал, как на холмы наползают туманы из широкой долины Лен-Гуисахан. Именно здесь, поднявшись выше туманов, я увидел орла. Лежа на спине, я заметил в небе парящую точку и затем достаточно долго следил в полевой бинокль за его величавым полетом. Орел летел медленно, широко раскинув хищно изогнутые на концах крылья.
У меня было сильнейшее искушение хоть на время скинуть осточертевшие ботинки (думаю, люди, которым доводилось одолевать Лариг в плохую погоду, легко смогут меня понять). От этой затеи меня удержала лишь трезвая мысль, что потом мне не удастся втиснуть свои уставшие, натруженные ноги обратно в башмаки. Те же самые люди могут представить, каких неимоверных усилий стоило мне снова подняться и двинуться к безнадежно далекой сосновой роще в долине Глен-Луи-Бег.
Тяжело ступая, я побрел по мокрому лугу. На полпути оглянулся и бросил взгляд на высившиеся позади холмы Лариг-Гру. При этом я подумал, что никакая сила на земле не заставила бы меня сейчас развернуться и пройти по своим следам обратно. На лугу я обнаружил маленькие кочки, поросшие сфагнумом, иначе белым торфяным мхом. Я запустил пальцы в подсохшую красноватую массу и выдернул кустик мха. Поднес его к носу: он пах сырой землей и одновременно чем-то чистым и приятным. Затем я спустился к Ди, которая в этом месте представляла собой стремительный поток шириной примерно двадцать футов. В моем нынешнем положении мне незачем было искать брод, поэтому я просто вошел в речку и побрел к противоположному берегу. Вода поднялась до колен, затем стала снова спадать. Скоро я уже стоял на относительно сухой почве.
Каждый шаг теперь был мучением. За этот день я проделал почти двадцать миль и чувствовал себя совершенно выбившимся из сил. Взглядом я обшаривал окрестности в поисках хижины, которой полагалось быть где-то поблизости. Одна только мысль, что ее хозяин может оказаться «на холме» (как изволил выразиться авьеморский портье), повергала меня в состояние, близкое к панике. Я чувствовал: если его действительно не окажется дома, то я свалюсь прямо здесь, на мокром вереске. Пусть я лучше схвачу пневмонию (а это виделось мне более чем вероятным), пусть замерзну ночью и умру — все лучше, чем протопать еще двадцать миль, отделяющие меня от Блэр-Атолла. |