Моя кружка отъезжала на шесть дюймов — то влево, то вправо. Или же полная ложка, предназначенная для моего рта, вдруг неожиданно отклонялась в сторону левого уха. Короче, эта трапеза стала для меня серьезным испытанием. Но она же и порадовала меня, ибо вторично доказала, что мои опасения насчет морской болезни оказались напрасными.
Обед проходил в полном молчании и без соблюдения церемоний. Мне запомнились крупные мужские руки, черные от въевшейся грязи, которые кромсали ножами общий кусок масла на столе. Теперь-то я понял, что имел в виду Шкипер, когда говорил о привередливости посетителей, испортившей ему не один лов. Но меня это не смущало. Напротив, мне нравилась атмосфера, царившая на судне. Я находил ее волнующей и радовался, что напросился в рейс!
Здесь собрались настоящие мужчины, которые в поисках заработков регулярно выходили в Северное море и трудились в режиме, который бы свел в могилу девять из десяти обычных людей. В их усилиях было что-то героическое и настолько необычное, что не укладывалось в рамки привычных представлений. Я знал, даже когда ловил злобный взгляд старины Джорджа, что передо мной команда первоклассных парней. Недалек уже тот миг, когда мы преодолеем взаимное недоверие и перейдем к задушевному общению — с солеными шуточками и фантастическими историями. Рыбаки один за другим покидали стол, чтобы приступить к повседневным обязанностям.
— Время спускать сети, — объявил Шкипер.
И почти сразу же гул мотора стал тише, изменил свою тональность — мы вдвое сбросили скорость. Я поспешил на палубу, чтобы понаблюдать, как в Абердине ловят рыбу траловыми сетями.
2
Наш корабль медленно двигался посреди бурного моря. Члены команды занимались тем, что распутывали сеть, которая занимала почти весь правый борт.
Сеть сконструирована таким образом, чтобы она могла свободно двигаться вдоль дна. В ней имеется широкое отверстие, которое при движении захватывает рыбу и загоняет ее в «мешок» (это такой карман, достаточно просторный, чтобы там могла поместиться лошадь), откуда рыба уже не может выбраться. На каждом траулере имеются два деревянных щита — траловые доски — размером с входную дверь, которые крепятся в подвешенном состоянии на носу и на корме судна. После того как сеть заброшена, эти щиты равномерно опускаются на стальных тросах с тем, чтобы держать открытым вход в «мешок».
Стоя в рубке, Шкипер руководил операцией.
— Забрасывай! — скомандовал он.
Сеть вместе со всеми поплавками и бегунками перевалилась через борт и с громким плеском погрузилась в воду. В ту же секунду заработала лебедка на полубаке, и обе траловые доски отправились вслед за сетью. Пока стальной трос разматывался, наше судно двигалось со скоростью четыре мили в час по волнам загадочного Северного моря. Что-то оно нам готовит? Что мы найдем в своих сетях по истечении отпущенного времени?
Эти три часа — между моментами, когда сеть закидывают и когда вынимают — составляют единственный период времени, в течение которого команда траулера может себе позволить небольшой, с позволения сказать, отдых. Люди покидают раскачивающуюся мокрую палубу и спускаются в каюту. Четверо из них занимают свои места в крошечных темных каморках, чтобы мгновенно погрузиться в сон.
В этом отношении рыболовы с траулера обладают прямо-таки наполеоновским талантом. Они приходят с холодного пронизывающего ветра, после напряженного физического труда и засыпают, едва голова коснется подушки.
Но при первых же звуках рынды, оповещающей, что пора тащить сеть, они мгновенно просыпаются и приступают к работе. Я поражался невероятной выносливости этих людей, пока не понял, что большую часть своих обязанностей они выполняют автоматически. Они занимаются подобной работой всю жизнь и не мыслят для себя никакого другого труда. На протяжении многих лет они спят урывками, независимо от времени суток, затем просыпаются и поднимаются на палубу, чтобы проделать ряд привычных манипуляций: вытянуть сеть, вышибить кофель-нагель и поднять траловые доски. |