Все остальные — за исключением двух механиков, защищенных своим положением от неквалифицированной работы — уселись рядком вокруг «рыбьего садка» и вооружились ножами. Даже кочегар покинул жаркое чрево корабля и поднялся на продуваемую палубу. Даже кок оставил камбуз, чтобы принять участие в общем деле. И началась форменная резня. Люди доставали из кучи еще живую рыбу, вспарывали ей брюхо, вычищали внутренности и тянулись за следующей. Выпотрошенные тушки тщательно сортировались: камбала плюхалась в одну корзину, треска в другую, зубатка летела в третью и так далее. В какой-то момент Джордж извлек из рыбной кучи осьминога, мрачно изучил его и вышвырнул за борт. Ну надо же! Единственная рыба (знаю, знаю!), чью смерть я бы приветствовал, поскольку подозревал, что в один прекрасный день это чудище может объявиться у берегов Борнмута.
Самой необычной рыбой, на мой взгляд, является морской черт, или удильщик. Представьте себе непомерно большую пасть, сразу переходящую в жирный съедобный хвост. Обычно удильщик лежит на морском дне, прикрыв усиками свой чудовищный, похожий на пещеру рот. На конце этих усиков — или удочек, как их еще называют — имеются фосфоресцирующие пятнышки, которые светятся в темноте. Привлеченные этим свечением, мелкие рыбешки подплывают поближе и оказываются в пределах досягаемости жуткой пасти морского черта. Что происходит дальше, рассказывать не надо.
А самая злобная рыба — зубатка полосатая. Широко разинув свои мощные челюсти, эта хищница застывает с выражением, какое обычно появляется на морде у кошки при виде собаки. Бросок, и зубатка насмерть смыкает свои клыки на ближайшем твердом предмете. Вот уж недаром эту рыбу в простонародье называют «каменным лососем».
— Эта красавица самая чистая из всех морских рыб, — пояснили мне моряки. — Она питается исключительно моллюсками и рачками.
Через полтора часа вся пойманная рыба была выпотрошена и упакована в лед. Шкипер раскурил свою трубку и не спеша продолжал тралить район лова. Члены команды снова побрели в крохотную каюту, и десять минут спустя темнота огласилась дружным храпом.
Так прошел час. Склянки пробили:
— Выбирать трал!
И снова на палубу, чтобы поднять со дна Северного моря второй за день улов. Солнце клонилось к горизонту, и я уже гадал, какой же выдастся ночь на этом странном корабле.
3
Граулер покачивался на волнах в полной темноте. Ночь опустилась на мир, и я знал: все прочие давно уже завершили свой рабочий день. На заводах и шахтах заступила на работу ночная смена. Однако здесь, на рыболовецком судне, ночь ничем не отличалась от дня. Круглые сутки действовал один и тот же режим.
Последний дневной улов был выпотрошен и обложен льдом. У команды наступил очередной двухчасовой «перерыв». На мостике дежурил первый помощник. Кок перемывал посуду. Один из двух механиков — молодой жизнерадостный шотландец — сидел в жарких недрах судна, прислушиваясь к звуку работающего мотора. А Северное море неутомимо перекатывало свои волны, время от времени орошая палубу фонтанами брызг.
Я рискнул спуститься в тесную, душную каюту. Здесь еще витали запахи последней трапезы, но все перешибал тяжелый табачный дух. Клетушки были забиты спящими людьми. Старина Джордж сидел за столом, мрачно уставившись в свою кружку с чаем. Этот человек, похоже, вообще никогда не спал: вместо того он предавался глобальным мечтам. Вот и сейчас его взгляд был устремлен сквозь вибрирующие стенки каюты, куда-то за пределы Северного моря, за пределы Шотландии, Ирландии, а может, и далекой Америки. Своим внутренним взором он обозревал просторы сумрачной Валгаллы, доступной лишь ему одному. Я подумал, что если бы его фуражку заменить на остроконечный шлем, то он бы немного смахивал на Бисмарка. В этот момент за спиной у старины Джорджа что-то застучало, захрипело. |