— И что же это за шедевр?

— Песня называется «Я танцую со слезами на глазах».

Вдруг ни с того ни с сего пошел ледяной дождь. Я невольно съежился, плотнее кутаясь в свой непромокаемый плащ. Рыбаки же сгрудились на корме, их руки были красны от рыбьей крови.

— Эй, друг! — громко окликнули меня. — Шел бы ты отсюда, пока не замерз до смерти.

Я намеревался остаться на палубе, демонстрируя свою выносливость. Но меня решительно прогнали вниз. Вот теперь каюта показалась мне уютным оазисом в ледяной пустыне. Здесь было тепло, на столе дымились кружки с чаем, в придачу к ним полагались джем и банка горячего рубленого мяса. Часы показывали одиннадцать, и это была наша последняя трапеза, четвертая по счету за сегодняшний день.

«Голос мира» объявил:

— Вы слушаете трансляцию из лондонского отеля «Дорчестер». Для вас играет оркестр под управлением Джека Брауна.

Каюта наполнилась громкими звуками фокстрота. Когда композиция завершилась, я услышал шарканье десятков ног и голоса людей, покидающих танцевальную площадку. Интересно, кто сегодня вечером сидит за тем маленьким столиком рядом с золоченым экраном? И соблаговолит ли Хьюго допустить посетителей на кухню, чтобы те смогли полюбоваться на живую форель?

— А что, у вас там танцуют до самой полуночи? — поинтересовался один из моряков, серьезно глядя поверх своей кружки с чаем.

— Бывает, что и дольше.

— Бедные, они же, наверное, устают ужасно…

И ни тени иронии в голосе! Этот здоровяк, который двадцать четыре часа в сутки сражается с тяжеленными сетями, действительно жалел лондонских прожигателей жизни! Мне захотелось снова подняться на палубу, чтобы там вволю посмеяться при свете холодных звезд. Ей-богу, ничего смешнее не слыхал!

Тем временем ужин подошел к концу. Моряки один за другим выколачивали свои трубки и забивались в тесные спальные каморки. Судя по всему, громкая энергичная мелодия, доносившаяся из радиоприемника, им нисколько не мешала. С одной полки торчал огромный башмак, с другой свешивалась волосатая рука, на третьей маячили потертые синие штаны.

Я почувствовал, что глаза у меня слипаются, и полез на койку, любезно предоставленную Шкипером. Скинул надоевшие за день ботинки и кое-как умостил свою бедную голову на свинцовой подушке. Какое-то время я прислушивался к плеску волн, которые рождались под носом судна и мягко катились к водным впадинам за кормой. Шум работающего двигателя напомнил мне перестук вагонных колес… в точности как поезд. О, сколько я их повидал за свою жизнь — грустные поезда и счастливые поезда…

Внезапно над моей головой разразился сущий ад! Похоже, в наше судно — в самую его середину — угодил артиллерийский снаряд! Я резко сел, со всего маху ударившись головой о низкий потолок. Вокруг ни души. Проклиная все на свете, бросил взгляд на циферблат часов. Пять утра! Так значит, я все же заснул! Команда снова была на палубе, готовая тянуть вечную, нескончаемую сеть. А разбудивший меня грохот исходил от поднятой траловой доски. Слышно было, как моряки топают по палубе, громко перекликаясь между собой. Я натянул морские сапоги и поспешил наверх.

Действительно, все они были там: низко согнувшись под резким, порывистым ветром, члены команды рассредоточились вдоль правого борта и мокрыми, задубевшими на холоде руками подтягивали сеть. И-и раз! Взяли! Е-е-ще! Взяли! Сеть медленно вползала на палубу, издавая противный скрежещущий звук — это терлись о металл песок и мелкие ракушки со дна моря.

Поистине героический труд — но они об этом даже не задумывались!

В восточной части неба появилась тревожная, как скрытая боль, красная полоска, нарушавшая безупречную синь ночи.