На обратном пути я решил осмотреть гостиницу «Гордон Армз». Для этого мне пришлось свернуть с дороги на Тракуэр и пройти примерно милю. На стене здания я увидел мемориальную табличку, гласившую: «В этой гостинице осенью 1830 года состоялась последняя встреча сэра Вальтера Скотта с Эттрикским пастухом».

В тот момент Скотт, вконец измученный своим четырехлетним литературным донкихотством, уже стоял на пороге смерти. В феврале он перенес удар и до сих пор страдал от последствий. Он шел, тяжело опираясь на плечо друга.

«Меня глубоко обеспокоило его состояние, — писал позже Хогг. — В его поведении появилась некая странность: Ширра часто менял темы беседы, мог внезапно и надолго умолкнуть… И он совсем перестал смеяться».

Бедняга Скотт! Он стал таким сентиментальным. Он разражался рыданиями всякий раз, когда читал «Оттерберн» и доходил до строк:

Напротив Ярроу дорога сворачивает на юг и углубляется в долину, прорезанную водами Эттрик-Уотер. Она выглядит уменьшенной копией соседней долины. Следуя течению реки, я миновал небольшое горное ущелье и вскоре пришел к месту, где располагалась самая очаровательная сельская кирка во всей равнинной части Шотландии.

Если вам когда-нибудь захочется посмотреть на идеальную шотландскую кирку, приезжайте сюда, в Эттрик. Старое, увитое плющом здание стоит посредине тенистого дворика. Внутреннее убранство почти целиком состоит из древних скамеек, на которые льется свет из высоких окон. Здесь явственно ощущается атмосфера пресвитерианства — вековой дух богобоязненных суббот, дух предостережения и укора. И еще мне показалось, что сквозь застарелый запах нежилого помещения (а ведь даже в лучшие времена люди сюда приходили лишь раз в неделю) пробивается тонкий, но неистребимый аромат перечной мяты.

В мирной тени церковных стен захоронен и Джеймс Хогг, и Тибби Шил, и дедушка Хогга по материнской линии, на чьей могиле мы найдем такую эпитафию:

На этом же кладбище упокоилась и мать Хогга — женщина, которая познакомила его с прекрасным и романтическим миром народных баллад.

13

Огромное впечатление на меня произвел рабочий кабинет Вальтера Скотта в Абботсфорде. За минувшие годы здесь ничего не изменилось. Все осталось так же, как и столетие назад — в тот тихий сентябрьский день, когда измученная тяжелой борьбой душа великого шотландского писателя отлетела в лучший мир.

Его литературное мученичество заслуживает быть воспетым в эпической поэме. Это отдельная история, как пятидесятипятилетнему писателю свалился на плечи огромный издательский долг в 117 тысяч фунтов стерлингов, как он нещадно эксплуатировал свой мозг на потребу кредиторам, как стал заложником чести и как в результате рабского труда заработал огромное состояние и все до последнего пенни вынужден был раздать в счет долгов. Скотт построил себе имение в Абботсфорде, надеясь в этом уединенном месте обрести убежище от враждебного мира. Но вместо приюта нашел здесь дыбу, на которой истязал свой могучий интеллект до самой смерти.

В тот роковой день стояла тихая и теплая погода. Все окна в Абботсфорде были распахнуты настежь. По просьбе Скотта его кровать перенесли в столовую, и все, кто собрался вокруг ложа умирающего, могли слышать веселое журчание Твида по каменистому ложу.

— Да благослови вас всех Господь, — произнес Скотт.

И с этими словами человек, насмерть замучивший себя непосильным литературным трудом, испустил дух…

А сейчас мне хотелось бы описать рабочий кабинет Вальтера Скотта — то самое место, где он на протяжении шести ужасных лет вел свою непосильную борьбу. Это маленькая комната, до потолка заставленная полками с книгами.