Каждая из них блестела серебром, подобно детищу лунного света. Мы не говорили ни слова, тишину нарушал лишь скрип весел в уключинах да тихий плеск воды о борт лодки.
Вскоре рыбалка была окончена. Все так же молча, не нарушая очарования этой ночи, мы заскользили по неподвижной поверхности воды к острову — туда, где лунный свет падал с неба подобно зеленому дождю. Раздался короткий скрежет — это лодка прошлась килем по прибрежной гальке. И вновь наступила тишина.
Рано поутру я направился на пирс и сел на судно, которое должно было доставить меня на материк.
5
Очутившись в Ардроссане, я задумался, каким образом лучше добираться до Глазго. Следует ли избрать долгий окружной путь по прибрежной дороге через Гринок и Клайд или же двигаться напрямик через Пейсли? После недолгих колебаний, подгоняемый неотложной необходимостью попасть в Глазго еще до закрытия магазинов, я остановился на втором варианте. Моей поспешности существовало весьма простое объяснение: дело в том, что за время путешествия я израсходовал весь свой запас носков. Не сомневаюсь, что когда-нибудь — в прекрасном, но далеком будущем — наша наука шагнет вперед, и благодаря ее достижениям мужчины смогут перемещаться по миру без обременительной необходимости запихивать целую кучу личных вещей (а сюда входят: крахмальные воротнички, рубашки, галстуки, носки, гетры для гольфа, костюмы, пижамы, туфли и проч.) в чемоданы, которые подозрительно день ото дня сокращаются в размерах. Должно быть, во мне есть нечто такое, что заставляет раздвижные саквояжи — даже самых разумных конструкций, включая те, которые названы в честь уважаемого мистера Гладстона — сжиматься и с каждым разом вмещать в себя все меньше вещей. Возможно, впрочем, это объясняется степенью твердости и упругости материала. Но вот что, безусловно, раздражает, так это когда наглаженные брюки и свежие носки исчезают по чьей-то беспечности и глупости. Странное дело, в маленьких дешевых гостиницах у вас ничего не теряется. Но стоит вам попасть в первоклассный отель, и целая армия вышколенных слуг накидывается на ваш гардероб и, подобно сорокам, растаскивает его по всяким неподходящим местам, чем доставляет массу неудобств несчастным клиентам. Что касается меня, я абсолютно убежден, что все шкафы следует снабдить стеклянными дверцами. Впрочем, прошу прощения за свое ворчание…
Приближаясь к Пейсли, я вспомнил обещание, которое давным-давно дал одному пожилому, умудренному жизнью шотландцу.
— Если вы когда-нибудь окажетесь неподалеку от Пейсли, — сказал он мне тогда, — вам следует развернуться к нему спиной и со всех ног бежать в Килбархан. Представьте себе, эта деревушка располагается всего в нескольких милях от Глазго, и никто о ней не знает. А ведь это одно из интереснейших мест в стране! Пообещайте мне побывать там.
Вот так и получилось, что я вышел в Джонстоне и направился туда, где заканчивались трамвайные пути города Пейсли. Моим глазам предстал длинный холм с крутыми склонами, на самой вершине которого притулилась деревушка Килбархан. Это последнее место в Шотландии, где еще сохранились традиции ручного ткачества знаменитых семейных тартан.
Я разглядывал узенькие улочки, которые карабкались вверх и вниз, повторяя контуры холма. Вдоль них плотными рядами выстроились крепенькие, беленые домики, фасадами выходившие прямо на мостовую. Внешний вид деревушки красноречиво свидетельствовал: восемнадцатый век не ушел безвозвратно, что-то от него сохранилось в нашем двадцатом столетии. Действительно, Килбархан — удивительное место, и весьма символично (и приятно), что городские трамвайные пути кончаются на его пороге. Все то, что формирует внешний облик Глазго, Пейсли и прочих ланаркширских городов-спутников, становится ненужным и посрамлено замирает у подножия холма Килбархана. Наверху же живет своей жизнью маленький городок, одной ногой стоящий в восемнадцатом веке. |