Однако ее слова не смягчили угрызений совести в душе Бена.

— Больше всего меня мучает одно, только то, что я заставила поволноваться Сару Энн, — тихо добавила Элизабет.

— С ней уже все в порядке, — успокоил ее Бен. — Но вот потанцевать на сэлдише вам, похоже, не удастся.

Элизабет поморщилась.

— Сэлдиш, охота — это все затеи Барбары. Я только рада, что не буду на нем, — она неожиданно усмехнулась. — Тем более что у меня теперь есть прекрасное тому оправдание.

— А я надеялся потанцевать с вами. — Не совсем ложь, хотя и не совсем правда. — Для меня это было бы единственной отрадой на этом сэлдише, — добавил он.

Она невольно покосилась на его раненую ногу.

— С вальсом я, пожалуй, сумел бы справиться, — сказал Бен, прочитав ее мысли. Элизабет покраснела.

— Не нужно, — тихо сказал он. — Я давно уже привык жить с этим.

— Ненавижу сэлдиши, — неожиданно выпалила она. — Пока я сюда не приехала, я и понятия не имела о танцах.

Это признание поразило Бена. Он-то думал, что все молодые леди, особенно из хороших семей, обязательно учатся танцам. Впрочем, чуть раньше он решил, что это братья научили Элизабет так лихо ездить верхом. И оба раза ошибся.

Бен попытался вспомнить, что еще в рассказах Элизабет показалось ему странным. Но не вспомнил. Да и не стоит, пожалуй, копаться в ее прошлом. Расспрашивать? Тем более. Ведь это дало бы и ей право покопаться в его жизни, а к этому Бен был ну никак не готов.

— В ближайшие дни вы собираетесь ездить на Шэдоу? — спросил Бен, в надежде услышать «нет». На ее лицо набежала тень.

— На нем будет ездить Джорди. Пора. Именно ему предстоит выступать на Гранд Националь.

— А вам, конечно, хотелось бы участвовать в состязаниях самой? — тихо спросил он.

— Увы, это невозможно, — с горечью воскликнула Элизабет и закусила губу. — А что, у вас, в Америке, женщины имеют больше свободы?

Генри, наконец, перестал вылизывать лодыжку Элизабет, и Бен принялся намачивать бинты и наматывать их на больное место.

— Пожалуй, да, — задумчиво сказал он, — особенно на Западе. Но они платят за свою свободу немалую цену.

— Расскажите.

— Это суровый край. Даже жестокий. Чтобы выжить, там требуется немалая сила. И женщины там работают не меньше, а может быть, и больше, чем мужчины. И стареют раньше времени, — он обвел глазами богато убранную комнату. — И там нет слуг.

— Вы скучаете о ней? О своей Америке?

— Да.

— А там красиво?

Бен задумался.

— Да. Хотя там и нет таких холмов, как здесь. Степи — бесконечные, до самого горизонта. Пустыни — сухие, выжженные солнцем, смертоносные… Но даже они становятся прекрасными, когда зацветают кактусы. И горы… О, какие там горы!

Он замолчал. Молчала и Элизабет. Генри тяжело шлепнулся на пол и не сводил с Бена глаз, подозрительно следя за каждым его движением.

Бен закончил бинтовать ногу Элизабет и тихо двинулся к двери, благоразумно рассудив, что сейчас ему лучше уйти.

— Останьтесь, — тихо попросила Элизабет. Генри негромко заскулил.

— А ему чего хочется: чтобы я ушел или чтобы я остался? — улыбнулся Бен.

— Наверное, он и сам не знает, — сказала Элизабет. — Генри, конечно, страшный собственник, но вас он любит.

— Почему вы так решили? — удивился Бен.