И тот факт, что сказал это он — именно Джок с его огромными грубыми ручищами и с красным, обветренным лицом бывшего солдата, Джок в своей дешевой кепке, надвинутой на сияющие, смеющиеся глаза, — показался мне куда важнее и значимее, чем пространные рассуждения Стивенсона, Хенли и Локхарта на ту же самую тему. Мне почудилось, что даже бутылки на полках склонились в знак одобрения, а мебель красного дерева особенно ярко засияла в знак согласия.
— Время, джентльмены! — раздался голос хозяина таверны.
— Как хорошо, что Бер-р-рнса уже нет в живых, — произнес кто-то из присутствующих. — Потому что он не стал бы стоять и спокойно смотреть, как попираются исконные права человека…
— Время, джентльмены!
— Спокойной ночи!
Джок поднялся из-за стола и запел:
— Пошли, Джок! Самое время отправиться домой!
— Мы должны пожелать счастливого пути нашему гостю! — воскликнул Джок, указывая в мою сторону. Он снова запел, и постепенно все к нему присоединились. В крохотном баре звучала самая замечательная песня на свете:
— Спокойной ночи! Спокойной ночи всем!
— Спокойной ночи, Сэнди! Спокойной ночи, Бен!
Мы кучкой толпились на улице, когда хозяин таверны вышел на крыльцо и дернул за цепочку, которая гасила фонарь над входной дверью. И тут мы увидели, какая большая луна сияет над Дамфрисом. Ее мягкий, призрачный свет заливал старые площади и узкие переулки, образовывая густые тени под скосами крыш и козырьками крылечек.
— Спокойной ночи, Сэнди!
— Спокойной ночи, Бен!
— Спокойной ночи, Джок!
Джок тронул меня за локоть.
— У вас есть свободная минутка? — вежливо спросил он. — Понимаете, я бы не хотел отнимать у вас время, но…
Мы прошлись по маленькому переулку, где пряталось здание «Глоб», и остановились возле каменной ступеньки.
— Видите этот камень? — проговорил Джок, тыча пальцем в ступеньку. — То самое место, откуда бедняга Робби сверзился в снег незадолго до смерти. Да-да, та самая ступенька… вы смотрите прямо на нее. Да, дружище, та самая ступенька.
Джок сокрушенно покачал головой и вздохнул. В этом вздохе воплотилась вся слабость маленького человека перед неисповедимыми превратностями жизни.
— Скажите, Джок, это все правда или просто легенда? — спросил я с живым интересом.
— Конечно, правда! Каждый младенец в Дамфрисе вам это подтвердит! Бер-р-рнс вышел в тот день из «Глоб», основательно нагрузившись виски (в те дни выпивка стоила совсем дешево), и решил немного прогуляться — ну, чтобы прийти в себя и в приличном виде вернуться к миссис Бернс. Однако он был ужасно пьян, его качало и шатало из стороны в сторону… вот и случилось несчастье. Его нашли только утром — совсем окоченевшего и больного. Конец настал старине Робби Бер-р-рнсу! Его отнесли домой, но это уже не помогло — вскоре он скончался, — Джок горестно вздохнул. — А ведь ему было всего тридцать семь! Как подумаю о тех книжках, которые он мог бы написать…
— Скажите, Джок, — решился я задать вопрос, — а вы поете его песни? Ну, сами для себя… когда работаете на дороге или еще где.
— О да, — ответил он со всей серьезностью. — Я уже говорил вам: для меня важна его человечность. И потом, скажите на милость, вы видали другого человека, который бы так понимал природу? Он ведь чувствовал каждую птичку, которая порхает за окном… и каждый цветок, который растет в саду. Робби все знал и понимал, и он не мог поступать неправильно…
— За это вы его и любите?
— Да, люблю! И поверьте, я не один такой! Знаете ли, сэр, я ведь не шибко образованный парень. |