— Ну так пойди и поторопи Кука, — приказала его жена. — Я дам мистеру… — Она выжидающе посмотрела на Джейми.

— Фрейзер, — удалось выговорить Джейми, вытирая потное лицо. — Джеймс Фрейзер. — Странно было ощущать свое имя на губах, он не называл его много лет.

— Да, конечно. Я дам мистеру Фрейзеру немного бренди. Скажи Куку, что нам нужны сэндвичи и пирог, и чайник крепкого горячего чая, и мы хотим все это срочно.

Герцог выругался по-французски, но пошел. Женщина уже держала стакан коньяка и поднесла его к губам Джейми. Он отпил глоток и посмотрел на нее поверх стакана.

Мягкий румянец сошел с ее щек, она была бледна и ее нежные губы сжались в суровую линию.

— Ради Дела, которое мы когда-то считали общим, — сказала она очень тихо, — я прошу вас ничего не говорить. Пока нет.

Джейми был глубоко смущен и раздосадован. Ему случалось падать в обморок от боли или шока. Но не перед врагом. А вот теперь он сидел, пил чай из фарфоровой чашки с золотым ободком и ел сэндвичи и пироги с красивой тарелки с тем самым врагом. Он был смущен, раздосадован и вообще находился в крайне невыгодном для себя положении. Ему все это очень не нравилось.

С другой стороны, угощение было превосходным, а он был голоден. Его желудок сжался, когда на горизонте показался Лондон, так что он даже не позавтракал.

Пардлоу, к его чести, не попытался воспользоваться слабостью гостя. Он не говорил ничего, кроме случайного «Еще ветчины?» или «Передайте горчицу, пожалуйста», и ел с деловитостью солдата, не пытаясь поймать взгляд Джейми, но и не избегая его.

Женщина оставила их без лишних слов и не возвращалась. Уже за одно это он был ей благодарен.

Он знал ее как Минну Ренни; Бог знает, каким было ее настоящее имя. Тогда, в Париже ей было семнадцать лет, она была дочерью книготорговца, который так же занимался продажей информации, она не раз передавала сообщения своего отца Джейми. Сейчас Париж казался далеким, как планета Юпитер. Дистанция между юной шпионкой и герцогиней казалась еще больше.

«Ради Дела, которое когда-то было общим». Было ли? Он не питал никаких иллюзий в отношение старого Ренни, его лояльность была оплачена золотом. Неужели его дочь действительно считала себя якобиткой? Он жевал кусок пирога, наслаждаясь хрустящими грецкими орехами и дорогим экзотическим вкусом какао. Он не пробовал шоколад с Парижа.

Он предположил, что это было возможно. Идея реставрации Стюартов привлекала людей романтического темперамента, обреченных людей, как правило. Внезапно ему вспомнился Куинн, и волосы поднялись дыбом у него на руках. Иисусе. В тревоге последних дней он почти позабыл о сумасшедшем ирландце и его безумной идее. Что подумает Куинн, когда узнает, что его увезли английские солдаты?

Ну, сейчас он ничего не мог сделать ни для Куинна, ни для герцогини Пардлоу. Хорошенького понемножку. Он осушил свою чашку и поставил ее на блюдце с отчетливым звоном, который давал понять, что он готов разговаривать.

Герцог тоже поставил чашку, вытер рот салфеткой и без всяких предисловий спросил:

— Считаете ли вы себя у меня в долгу, мистер Фрейзер?

— Нет, — ответил он, не задумываясь, — я не просил вас спасать мою жизнь.

— Да, не просил, — сухо сказал Пардлоу. — помнится, вы требовали, чтобы я расстрелял вас.

— Да.

— Вы держите на меня зло за это? — вопрос был задан серьезно, и Джейми ответил так же.

— Держал. Но сейчас уже нет.

Пардлоу кивнул.

— Ну, что ж.