Грей был поражен. Неужели это так происходит с Гарри? Слова могут рождаться сами собой? Он повторил еще раз про себя:

Это озадачило его, поскольку совершенно не могло быть связано с его отношением к фон Намцену, он ясно понимал, что такие слова могло вызвать только появление в Аргус-хаусе Джейми Фрейзера. «Смогу ли я встретиться с ним сейчас, — подумал он яростно. — Нет, я не готов.»

В комнате было жарко, лоб покрылся испариной. К счастью, подали лосося, компания отвлеклась от стихов, и он переключился на сдобное тесто, утку и соус с трюфелями.

— Что привело вас в Лондон, сэр, — спросил Гарри фон Намцена над салатом.

Ясно было, что этот формальный вопрос был задан только с целью прервать сосредоточенное молчание, вызванное лососем, но лицо ганноверца потемнело, и он уставился в свою тарелку с зеленью.

— Я хочу приобрести у капитана кое-какую собственность, — Фробишер бросил поспешный взгляд на фон Намцена. — Надо подписать бумаги, знаете ли… — Он приподнял над столом ладонь, изображая толстую пачку правовых документов.

Грей с любопытством взглянул на фон Намцена, который являлся не только капитаном собственного полка, но и графом фон Эрдбергом. Он прекрасно знал, что граф, как и все богатые иностранцы, вел дела с Англией, он сам однажды встречался с риэлтором фон Намцена.

Фон Намцен то ли заметил его интерес, то ли почувствовал необходимость объяснений, но он поднял голову и издал душераздирающий вздох.

— Моя жена умерла, — сказал он и остановился, чтобы проглотить комок в горле. — В прошлом месяце. Моя сестра живет в Лондоне. — Другой вздох. — Я привез… своих детей… к ней.

— О, мой дорогой сэр, — сказал Гарри, положив руку ему на плечо. В его голосе звучало искреннее сочувствие. — Мне очень жаль.

— Danke, — пробормотал фон Намцен. Внезапно он вскочил на ноги и вылетел из комнаты с тем, что могло показаться и словами оправдания и приглушенным рыданием.

— О, бедняга, — встревоженно сказал Фробишер, — я и понятия не имел, что он страдает так глубоко.

Грей тоже. После неловкой паузы они вернулись к своему салату, Грей попросил лакея убрать тарелку фон Намцена. Фробишер не мог сообщить никаких подробностей кончины капитанши, и отрывочный разговор перешел на обсуждение политики.

Грей, который не интересовался этой темой, задумался о Стефане фон Намцене, внося свою лепту в общую беседу согласным мычанием и кивком головы во время пауз.

Он думал о Луизе фон Левенштейн, чрезвычайно живой — он не мог найти лучшей характеристики для этой ныне покойной женщины — саксонской принцессы, которая вышла замуж за фон Намцена три года назад. Упокой, господи, ее душу, подумал он, но по-настоящему его огорчило именно состояние Стефана.

Если бы его спросили, он мог бы поклясться, что этот брак был заключен ради взаимного удобства. Он так же мог бы поклясться, что интересы Стефана лежат в другой плоскости. Существовало нечто между ним и фон Намценом… право, ничего явного, никаких признаний, по крайней мере, но он не мог ошибаться. Ощущение влечения между ними…

Он помнил, как однажды вечером помог Стефану снять рубашку, посмотрел на обрубок его недавно ампутированной руки и коснулся его губами, и как кожа его друга светилась в волшебном сумраке. Лицо его вспыхнуло, и он наклонился над тарелкой.

Тем не менее, Стефан не мог не привязаться к Луизе, несмотря на истинную природу их брака.