Изменить размер шрифта - +
Потолочные балки были старыми, крепкими и почерневшими от векового воздействия дыма. Большую часть комнаты занимала дровяная печь. Дрова в ней были, но еще не горели. Хотя день был теплый, По все же собирался попозже растопить печь – так он грел воду.

По поставил кофейник на середину стола, и они принялись за работу. Поскольку это было его направление расследования, Флинн позволила ему вести первое совещание.

– Вернемся к тому, что у них общего. Давайте предположим, что эти люди и вправду когда-то знали друг друга. Может, они и скрыли этот факт, но в этом и заключается работа детективов – мы должны это выяснить.

Брэдшоу подняла руку.

По подождал, но она молчала. Он в замешательстве смотрел на нее, пока не вспомнил, что еще год назад вся ее жизнь проходила в классах и лекционных залах.

– Тилли, ты не обязана поднимать руку. Что такое?

– Я не детектив, По. Я служу в Национальном агентстве по борьбе с преступностью, но у меня нет полномочий на арест, как у вас, детектива-сержанта Рида и детектива-инспектора Стефани Флинн.

– Ээ… спасибо, что пояснила, Тилли. Будем знать.

Брэдшоу кивнула.

Следующие четыре часа они изучали жизни – и смерти – Грэма Рассела, Джо Лоуэлла и Майкла Джеймса. В полдень Риду позвонили.

– У нас есть имя четвертой жертвы, – сообщил Рид, положив трубку, – Клемент Оуэнс. Шестьдесят семь лет. Адвокат в отставке. Работал в частном секторе и представлял банковскую отрасль. Кроме его богатства – никакой очевидной связи с остальными. Скоро у нас будет больше информации.

Флинн объявила перерыв. Все проголодались, а она захватила с собой сэндвичи. По предложил поесть на улице.

 

Хотя По и наслаждался суровой красотой камбрийской зимы, он прожил в Шапе уже больше года и определенно мог сказать, что весна – его любимое время года. Зима лишала холмы жизни, не тронув только вездесущих овец. Оставались акры и акры горького, бесцветного пейзажа, насколько хватало глаз. Весна казалась возрождением. Дни становились длиннее, побеги проснувшихся растений пробивались сквозь теплую землю, и зацветал вереск. Ожили причудливые лишайники и мхи. Свирепые, леденящие ветры сменились теплыми, благоухающими бризами. Птицы гнездились, животные размножались, и в воздухе вновь витало чувство оптимизма. Это было время года, заставляющее ценить красоту и медленный темп жизни в сельской Камбрии.

Пока Флинн говорила по телефону, а Брэдшоу гонялась за Эдгаром по всему Шап-Феллу, По повернулся к Риду и сказал:

– Рад снова тебя видеть, Килиан. Сколько уже прошло?

– Пять лет, – пробурчал Рид с полным ртом яичницы.

– Пять лет? Не может быть. В последний раз я видел тебя…

– На похоронах моей матери, – с укором закончил Рид.

Кровь прилила к щекам По, заставив его покраснеть. Мать Рида умерла от заболевания двигательных нейронов после долгих лет болезни. Он был прав, в последний раз По виделся с ним на похоронах.

– Прости, дружище, – сказал он, но Рид лишь отмахнулся. – Как отец поживает? – спросил По.

– Ты же его знаешь, По. Он ушел на пенсию только потому, что мама сказала, что уже пора. До сих пор понемногу работает на конюшне в Ланкашире. Я даже не уверен, что ему платят. Он так коротает свое время. А между этим дремлет у камина или читает книги о скачках.

Отец Рида был крайне уважаемым ветеринаром, специализировавшимся на скаковых лошадях. Мальчиком По любил приходить в ветеринарную практику Джорджа Рида. Там всегда были животные, с которыми хватало хлопот.

– А как твой папа? – спросил Рид, улыбаясь. – Все еще битник?

По улыбнулся в ответ.

Быстрый переход