– Невеста… где она у тебя?

– А в больнице нашей.

– Это которая? – удивился Остапчук.

– Да ваша, которая меня защищать кинулась. Катей зовут.

– Которую ты туда тащил? Когда ж вы сговорились? – кривя губы, чтобы не улыбнуться, спросил Сергей.

– Не сговорились еще, но я лично настроен, – заявил Михаил, – таких девушек надо разбирать, пока не расхватали.

– Да нужна она кому, каустик въедливый, – хохотнул Остапчук.

– Может, и каустик, но девчонка – огонь. Не трусиха и соображает быстро.

– Это – да, она такая, – согласился Сергей.

Введенский прищурился:

– Или вы уже нацелились? Я не уступлю.

– Не уступай, – успокоил Акимов, – я не по этой части. Считай, что договорились. Излагай дело.

Остапчук выложил бумагу, окунул перо, всем видом показывая, что готов:

– Не гони только.

Михаил поерзал, устраиваясь поудобнее, собрался с мыслями и принялся излагать:

– Пошел я как-то вдоль по узкоколейке…

– Зачем? – немедленно привязался Остапчук.

– Воздухом подышать, – пояснил задержанный, – полезно для нервов, говорят. Так вот, иду, любуюсь. Вдруг слышу: мат, ругань. Я в кусты. Мужики из-под земли вылезают, монетами звенят, рассматривают. Вышла у них ссора, слово за слово, чуть до рук не дошло, кто что утаить хочет. Один в тельняшке, второй рыжий вроде как против невысокого, чернявый такой урка.

– Это почему урка?

Рассказчик пожал плечами:

– А пес его знает. Говорил как урка, вел себя как урка… Потом смотрю – идут на мировую, чернявый говорит: мол, сбрызнем, я сгоняю.

– Так, – кивнул Акимов, покосившись на Остапчука, тот не поднимал головы, но уши были красные.

– Он ушел, а эти двое сидят, монетками звенят, любуются. Слышу, сговариваются его убить. Мол, чего верховодит, то да се. Ну, сговорились – о чем, я не слышал, они к берегу отходили. Тут я решил ноги делать, да не успел: чуть в сторону пробрался, смотрю – возвращается гонец, достает бутылку и идет, значит, к озеру. Руки, что ли, с дороги помыть.

– Ты решил так или видел? – уточнил Акимов.

– Видел, вот как вас, – заверил Введенский, – я уже в ивняке на берегу прятался. Ну, стало быть, один его в спину толкнул, второй верхом уселся, вдавили мордой в песок – так и утопили. Обшмонали, ствол вытащили…

– Какой?

– Почем я знаю? Не разглядел. Вернулись к костру, стали распивать – начался шабаш: сперва все кишки вытошнили, вскочили, за морды хватаются, руками сучат, бродят – натыкаются на все, вот так, – он изобразил нечто вроде игры в жмурки.

– Ослепли?

– Да. Но мучились недолго. Один у костра кончился, другой чуть поодаль. Даже жаль их было, так страдали. Выли, как черти, корчились… Ну, я навострился уже бежать, а тут и Князь появился. Ничего так, для интеллигенции быстро сориентировался, отмародерил, монеты подсобрал, какие нашел, и ствол, видать, забрал тоже. Все.

– Введенский, а ты понимаешь, что еще на год наговорил? – деловито уточнил Остапчук, подсовывая ему лист на подпись. – За недонесение?

– Делайте что хотите, это ваша работа, – беззаботно отозвался тот, подписывая, даже не прочитав. – Ну что, идем до сестрицы?

45

На улице Введенский попросил:

– Снимите наручники-то, товарищ лейтенант.