Добровольные помощники собрались уже лететь дальше, когда молодой, а потому и самый ретивый агнец Божий узрел, что певец нарушает установленный в Раю тихий час. Мгновенно вся стайка спланировала вниз.
— Нарушаем? — молодецки повёл крылами старший.
— Господа славлю, — кротко сказал Иуда.
— В тихий-то час?
— Славословие времени не знает, — с достоинством заметил Иуда. — Слова сами из души рвутся.
— Может, пусть поёт? — робко сказал пожилой и тихий ангел с калмыцки раскосыми глазами.
— Да ты что? — напустились на него остальные. — Гавриил что сказал? Нарушающий Божий установления есть тайный враг Господа и слуга Лукавого!
Иуда ещё оправдывался, но в ангельских глазах добровольных помощников уже вспыхнули опасные огоньки, и ангелы, обступив дерзкого нарушителя райского распорядка, начали теснить его крепкими плечами да надкрылками. И пахло от ангелов амброзией и птичьим помётом.
— Вот тебе именем Господа! Вот тебе!
11
Выйдя на связь с Полуночным Ангелом и передав ему очередное сообщение для Гавриила, Смоляк вернулся в свой Круг Ада. Он долго проверял, выясняя, нет ли за ним хвоста. Не того, что продолжался от крестца и причинял покойному полковнику определённые неудобства, а того, который, будучи обнаруженным, означал провал и был чреват куда более серьёзными муками.
Хвоста он не обнаружил, и это успокаивало. Однако спокойствие было преждевременным. На площади имени Дракулы демона окликнули. У постамента, на котором, опираясь на осиновый кол, бронзово сутулился знаменитый вурдалак, стоял уже знакомый Смоляку черт.
— Новость слышал? — спросил черт.
— Какую?
— Перерегистрация началась, — сказал знакомый черт. — Для проведения полной вакцинации Уфира.
Уже знакомые мурашки забегали под шкурой демона Смоляка. Он понял, что слишком поторопился. Рапорт об успешной легализации в Аду оказался преждевременным. Над было спасаться. Бежать надо было, только вот куда?
— У тебя документы в порядке, Смоляк? — спросил знакомый черт.
— В порядке, — солгал демон. — В порядке у меня документы.
— Что-то ты плохо выглядишь, — сказал знакомый черт. — Наверное, ты слишком много времени в каптёрке у Длиннорыла проводишь.
12
— Хорошая смоковница, — сказал Иуда, с удовольствием доедая сладкую сочную смокву. — Не то что в Гефсиманском саду!
— Это на которой тебя повесили? — прищурился Сын Божий. — Плохая была смоковница. Высохшая.
Иуда помрачнел.
— Не люблю вспоминать. — Он прилёг под деревом, закинув руки за голову. — Больше других суетился Матфей. Он же тогда апостолом не был. Рассчитывал место моё занять. И ведь занял, стервец!
Он задумался.
— А я ведь не хуже их был, — подумал он вслух. — Я бы тоже Евангелие смог донести… В лучшем виде! Сжато, конспективно! Веришь?
— Было уже, — сказал Сын Божий. — Сжато и конспективно. Кодекс строителя коммунизма назывался.
— Побаиваюсь я встречи с апостолами, — сказал Иуда. — Как они меня примут?
— Объяснишься, — ушёл от прямого ответа собеседник. — А я тебя поддержу.
Иуда открыл глаза и внимательно оглядел смоковницу. Хорошая была смоковница, крепкая, с надёжными толстыми ветвями.
— А вот и наши, — сказал Сын Божий, вглядываясь в приближающуюся толпу из-под руки. |