— Ну ты чего, обиделась — да?..

Девушка отвернулась от него, закутала лицо и побежала вверх по склону.

Сашка догнал ее, схватил за руку и развернул.

— Я, честное слово, не хотел! — горячо зашептал он, притягивая ее к себе и заглядывая в глаза.

Девушка упиралась, но он был настойчив, и она поддалась, потому что терять ей было уже нечего. Это был ее первый мужчина, который, по чеченским понятиям, должен был стать единственным.

Сашка прижал Фариду к себе. Он уже не чувствовал себя виноватым и не хотел виниться, он хотел другого… Он бормотал что-то глупое — какие-то извинения и обещания — и тянул, тащил ее с тропинки в лес. Возможно, их видели солдаты, не исключено, что мог заметить кто-нибудь из местных жителей, но сейчас ему было все равно.

— Ну что ты, что ты, пошли…

Он увлек ее за собой, свалил на землю и навалился на нее сверху…

Потом он лежал, чувствуя себя совершеннейшим мерзавцем. Хотел извиниться, чего-то объяснить, а вместо этого…

Он чувствовал себя мерзавцем еще и потому, что чеченка, согнувшись и подтянув к подбородку колени, тихо и беззвучно плакала. Ее плечи и все ее тело часто вздрагивали.

«Надо бы ее успокоить», — думал Сашка.

Черт, он ведь даже имени ее не знает! Неудобно как…

— Как тебя зовут? — спросил он, чтобы остановить ее всхлипывания.

— Фарида, — покорно ответила она.

— Ты это, ты не плачь.

Вот тебе и все успокоение.

Он поднялся на ноги, стесняясь своего вида, быстро натянул спущенные на колени штаны, оправился, но не ушел — стоял, переминаясь с ноги на ногу. Все стоял и стоял. А она все плакала и плакала.

— Мне это, идти надо, — наконец тихо сказал он. — Меня взводный искать будет. Я пойду, да?..

Повернулся и быстро, не оглядываясь, пошел…

Он встретился с нею еще раз. Хотел еще, но потом в ауле узнали о том, что случилось — узнали, что Фариду Усаеву изнасиловали русские солдаты. А может, не изнасиловали, может, она сама с ними снюхалась, потому что известно, что, если сучка не захочет, — кобель не вскочит.

Из дома чеченка больше не выходила…

Отец Фариды, который, как водится, узнал все самым последним, вернулся домой чернее тучи, поймал дочь за руку и, рывком развернув и тяжело посмотрев в лицо, спросил:

— Это — правда?

Она в ответ заплакала.

Он ударил ее по лицу ладонью, сильно ударил, так что она отлетела к стене, ударившись об нее головой.

— Ты запомнила их?

Она испуганно кивнула.

— Покажешь мне их, всех! — хмуро сказал отец и вышел, громко хлопнув дверью.

Все его планы относительно дочери рухнули! Кому она теперь такая нужна — кто ее возьмет?! Никто не возьмет! Теперь дочь будет жить с ним до самой его смерти и вряд ли он когда-нибудь увидит и сможет понянчить внуков. Не будет у него внуков, потому что у его дочери никогда не будет мужа. Русские солдаты сломали ее жизнь и его тоже…

Командиры, узнавшие о происшествии, о том, что солдаты то ли изнасиловали, то ли чуть не изнасиловали какую-то местную чеченку, предпочли, до того как прольется кровь, убрать личный состав куда-нибудь подальше — с глаз долой. Потому что все это уже проходили не раз — обиженные родственники начнут чинить разборки, солдаты ответят залповым огнем из всех видов оружия, и пойдет-покатит… А так есть шанс замять это дело по-тихому…

— Давай, шевелись!.

Сашка Мохов, пригибаясь под тяжестью снарядных ящиков, бегал от позиций к машинам и обратно.