Изменить размер шрифта - +
Скажу только, что очень скоро весь микрорайон знал о том, какая у нас с Алешкой крутая «крыша», а та самая продавщица уже обсчитывала Алешку в его пользу, себе во вред. Но Алешка, надо с уважением об этом сказать, никогда этим не пользовался и всегда честно возвращал перепадавшие ему лишние рублишки.

 

САМОРОДНАЯ СМОРОДИНКА

 

На ее диких берегах мы познакомились с двумя хорошими людьми. А точнее – с двумя людьми и с одной козой Анжелой.

С некоторых пор мы стали встречать на берегу очень пожилую женщину средних лет, в общем – симпатичную бабулю, которая приводила к реке симпатичную козочку на поводке.

– Ей надо травки пощипать, – объяснила нам бабуля, – и по камешкам попрыгать. Она все-таки коза, а не собака, так ведь?

Да, собаки в нашем парке прыгают не по камешкам, а по крышам легковых машин и травку не щиплют. Они обычно щиплют не понравившихся им прохожих.

На берегу бабуля спускала козочку с поводка, садилась на раскладной стульчик и занималась вязанием.

– Это я Анжелочке на зиму куфаечку вяжу. Зачем ей зимой мерзнуть, так ведь?

Бабуля вязала «куфаечку», Анжела щипала травку и скакала по камешкам, а мы с Алешкой готовили к испытаниям его подводную лодку. Модель, конечно, а не боевой корабль в натуральную величину.

– Чего вы там шепчетесь? – крикнула нам бабуля, втыкая спицы в клубок. Она уже плохо слышала, и ей казалось, что все вокруг нее говорят шепотом. А сама при этом орала как оглашенная. – И не Смородинка, если правильно. А Самородинка!

– Это как? – удивился Алешка.

– А вот так! – закричала бабуля, испугав собственную козу. Анжела уставилась на нее вопросительно, но жевать не перестала, так и мочалила клок травы левыми зубами. – А вот так! Здесь отродясь никакой смородины не водилось. А Самородинкой ее зовут, потому что сама народилась. Неизвестно откуда.

– Очень неизвестно! – выпалил Алешка. – Вон труба, из нее и вытекает… Смородинка.

– А в трубу-то она откуда притекла? Не знаешь? Вот то-то и оно-то. И никто не знает. Сама народилась, сама и бежит. Потому и Самородинка. А смородины тут отродясь не бывало.

– Ладно, – сказал Алешка примирительно, он не любил со старшими спорить, он их уважал. Не всех, конечно, а только тех, кто, по Алешкиному мнению, этого уважения заслуживал. – По-вашему – Самородинка, а по-нашему – Смородинка. Мир?

– Мир! – каркнула бабуля. – Только всеж-ки по-моему будет. Вот увидишь. Желка, зараза! Плюнь эту гадость. – Анжела увлеченно жевала пакет из-под сока.

Бабуля оказалась права. На следующий день вместо нее на берегу Сморо… Самородинки, что ли? В общем, на берегу речки появился средних лет немолодой мужчина, которого мы сначала стали называть Художником. У него была выразительная внешность – узенькая бородка, остренькие усики и широкополая шляпа.

Он приходил на реку обычно днем, садился на такой же, как у козлиной бабули, складной стульчик, ставил перед собой легкий мольберт и начинал делать эскизы.

Сначала мы не обращали на него внимания. Пусть себе рисует. А потом любопытный Алешка, пробегая у него за спиной, заметил что-то необычное в его рисунках.

– Каракули, – сказал он мне. – Я в сто раз лучше могу. – Я не стал спорить, Алешка здорово рисует.

Художник заметил Алешкин интерес и прямо спросил:

– Что ты вокруг меня вертишься?

– А вы плохо рисуете, – прямо ответил Алешка. – Неправильно.

Художник не обиделся.

Быстрый переход