Сержант сошел на снег и потрепал Мари по гриве, улыбнулся, сунул руку за сахаром… И помрачнел, потому что сахар-то уже весь кончился! Мари тряхнула головой, оскалилась. Сержант шутливо погрозил ей пальцем и нарочито грозно сказал:
– Ты это брось! Больше нет, говорю. Ведь, правда, нет?
Нет – замотала головой Мари.
– Ну, вот и умница! Разумница! – и он обнял Мари, и долго так стоял, не шевелясь…
А после отстранился, помрачнел и обошел вокруг нее, поправил упряжь, огладил седло. А после опустился перед ней и принялся осматривать копыта – внимательно, по одному, и протирал, отковыривал лед, и всё это делалось с трудом, потому что пальцы уже почти не гнулись. А тут еще из-за спины:
– Позвольте, господин сержант!
Это опять был Чико. Сержант нехотя оглянулся. Солдаты стояли рядком и пристально, выжидающе смотрели на него.
– Чего еще? – спросил сержант.
– А вот, он говорит, – и Чико показал на Франца, – будто здешние люди язычники, и поклоняются они… Ну, вы сами знаете, кому!
– Нет! – раздраженно ответил сержант. – Болван ваш Франц. Здешний народ верит только в Христа!
– А…
– Ладно! Хватит! – перебил сержант. – Отдохнули, и будет!
И резко встал. И, чтобы они опять не наболтали чего лишнего, уже хотел скомандовать садиться. Да вот не успел! Хосе спросил:
– Они, ну, эти местные, они что, такие же, как мы с вами, господин сержант, католики? Или как Курт с Гаспаром?
– Нет, не то и не другое. Не совсем, – нехотя ответил сержант, опасаясь опять ввязаться в какой-нибудь спор. – Они… – Ну тут он вдруг даже улыбнулся и сказал: – А я, знаете, летом был даже знаком с одним здешним священником. Очень приличный господин! И еще очень прилично играл на скрипке. А его сын… О, это был прирожденный игрок! То есть был у человека настоящий талант! И еще один – в стрельбе из пистолета. Ночью в мышей на слух – и всякий раз без промаха! Вы представляете?!
– А чем он кончил? – спросил Курт.
– Не знаю, – сердито ответил сержант. – Война ушла, и я ушел вслед за ней. А он остался. Ладно! Главное, что мы уже почти на месте. Давайте, давайте по седлам!
И они опять двинулись дальше. Но на этот раз уже как-то совсем неспешно. И даже как будто неохотно. Но теперь сержант уже молчал и никого не подгонял. Да он и сам не очень-то спешил! Потому что ему все больше и больше казалось, что спешить некуда! По крайней мере сейчас, к переправе. Потому что, как видел сержант, они уже выбрались из чащи и ехали по дороге… а на ней совсем не было следов! То есть никому эта дорога в последние дня два нужна не была. Почему? Да очень просто – потому что ехать по ней пока некуда. Потому что переправы еще нет. Как нет? Да очень просто – потому что не срок. Потому что она, эта здешняя проклятая переправа – это совсем не мост, как наверняка думают солдаты, а просто такое место, где зимой уже по крепкому, надежному льду крестьяне из окрестных деревень прокладывают дорогу и отмечают ее вешками. И так оно и будет позже, когда, по местным понятиям, наступят настоящие морозы. А пока, по местным, это не мороз. Да им пока и переправа не нужна, зачем им куда-то переправляться, сердито думал сержант. Им, думал он дальше, и здесь, дома хорошо. Здесь плохо только тем, кто только возвращается домой. Вот только возвратятся ли? И сержант невольно оглянулся на отряд. Там было так: Курт ехал впереди, за ним Саид, а уже следом остальные. И вид у всех был очень даже невеселый. И это, подумал сержант, уже так сейчас. А что будет тогда, когда они узнают, что никакая переправа их не ждет?! Сержант вздохнул и отвернулся. |