Как вообще можно называть такое кошкой? Посмотри сам. Она же больна… ну, как это называется, когда вода внутри?
– Гидроцефалия? – спросил Эф, недоумевая, с чего это вдруг Фет так завелся.
Василий оторвал и швырнул прочь брелок.
– Эта дрянь только несчастье приносит, – объявил он. – Гребаная кошка. Ненавижу эту чертову кошку.
Фет сфотографировал полумесяц, подсвеченный индиговым сиянием ламп, затем снял на видео сумасшедшую фреску целиком – от ее вида в этом мрачном помещении перехватывало дыхание. Василий был в равной степени заворожен надругательским характером этой гигантской росписи и заинтригован ее тайным смыслом.
* * *
Когда они вышли на поверхность, было уже светло. Эф нес на плече бейсбольную сумку – в ней лежали серебряный меч и прочее оборудование; Фет катил свои орудия в небольшом ящике на колесиках, который обычно использовал для хранения крысоловных инструментов и ядов. Оба были в рабочей одежде, перепачканной грязью после странствований в тоннелях под местом взрыва.
Уолл-стрит была ужасающе пустынна, на тротуарах почти никого. Вдалеке завывали сирены, словно взывая к тем, кто никогда больше не придет. Черный дым привычно поднимался в городское небо.
Немногие пешеходы, попадавшиеся на пути Василия и Эфа, юрко огибали их, ограничиваясь едва заметным кивком. На некоторых были маски, другие прикрывали носы и рты шарфами, сбитые с толку ложной информацией о загадочном «вирусе». Большинство магазинов и лавок были закрыты – либо потому, что их уже разграбили, либо потому, что не завезли товар или отключили электричество. Василий и Эф прошли мимо рынка – ярко освещенного, однако совсем без продавцов. Бродившие по рядам люди забирали с прилавков подпорченные фрукты и снимали с задних полок последние консервные банки. Все, что еще можно было съесть. Кулеры с напитками стояли опустошенные, так же как и холодильные секции. Кассовые аппараты обчистили до последнего цента – дурные привычки умирают последними. Впрочем, деньги теперь ценились намного ниже, чем продукты и питьевая вода.
– Сумасшествие, – пробормотал Эф.
– Во всяком случае, у кого-то еще есть силы, – сказал Фет. – Но имей в виду: скоро мобильники и ноутбуки выработают питание, и народ обнаружит, что подзарядить их негде. Вот тогда самый хай и поднимется.
Знак на светофоре поменялся: красная ладошка уступила место белой шагающей фигурке, – вот только переходить улицу было некому. Манхэттен без пешеходов – это не Манхэттен. Эф слышал сигналы автомобилей, доносившиеся с главных авеню, однако на боковых улицах было тихо – лишь изредка проносились случайные такси: сгорбленные водители за рулем, встревоженные пассажиры на задних сиденьях.
На следующем перекрестке Василий и Эф по привычке остановились: сигнал светофора сменился на красный.
– Как ты думаешь, – заговорил Гудвезер, – почему именно теперь? Если они так давно живут среди нас – многие столетия, – что спровоцировало нынешнюю ситуацию?
– Временной горизонт Владыки и наш горизонт – разные вещи, – ответил Фет. – Мы измеряем наши жизни днями и годами, живем по календарю. Он – Тварь ночи. Если его что и заботит, то только небо.
– Затмение, – внезапно догадался Эф. – Он ждал его.
– Может, это что-то и означает, – откликнулся Василий. – Что-то для него важное…
Из станции подземки вышел полицейский с нашивкой Управления городского транспорта. Он посмотрел в их сторону и остановил взгляд на Гудвезере.
– Черт!
Эф отвел глаза. Получилось плохо – и недостаточно быстро. |