Изменить размер шрифта - +
В сложившейся ситуации Палмера интересовало только одно: что это все означало для него самого? – иных точек зрения он не признавал.

Случившееся только ускоряло ход событий, а это, в свою очередь, лишь приближало его собственное избавление от страданий.

Так или иначе, дни Палмера сочтены.

Сетракян. Насколько горьким было для него поражение? Или это больше походило на вкус пепла во рту?

Палмер не знал поражений. И не узнает уже никогда.

Много ли человек могут похвастаться тем же?

А Сетракян стоял, точно камень в стремнине бурной реки.

Стоял и в глупой гордыне своей считал, что мешает потоку, в то время как река, чего и следовало ожидать, на полной скорости обтекала его с обеих сторон.

Ах, тщета человеческая! Все начинается так многообещающе. И заканчивается так предсказуемо…

Теперь он задумался о Фонде Палмера. Так уж повелось среди сильнейших мира сего, что каждый из сверхбогатых называл какое-нибудь свое благотворительное заведение собственным именем. Этот фонд, единственная филантропическая организация во всей империи Палмера, использовал свои богатые ресурсы, чтобы организовать перевозку и лечение детишек – их набралось два полных автобуса, – пострадавших во время недавнего покрытия Солнца Луной. Детей поразила слепота в тот момент, когда они наблюдали за редким небесным явлением: это было результатом либо неосторожности – малолетки смотрели на затмившееся Солнце, не озаботившись защитой глаз, – либо коварного дефекта линз в целой партии детских защитных очков. Поставку некачественных очков удалось проследить – изготовителем была одна китайская фабрика, но дальше дело не пошло: след привел в Тайбэй, а там вместо склада или офиса обнаружился лишь незастроенный пустующий участок…

Фонд объявил, что не пожалеет ни сил, ни средств на восстановление здоровья несчастных детишек и адаптацию их к нормальной жизни. И действительно, Палмер только это и имел в виду.

Ибо Владыка повелел, чтоб было именно так.

 

Перл-стрит

 

Пересекая очередную улицу, Эф почувствовал, что их преследуют. Фет же все внимание сконцентрировал на крысах. Грызуны, выгнанные на поверхность, пулями носились от двери к двери, метались по залитым солнцем сточным канавкам, – очевидно, в их мирке царили хаос и паника.

– Посмотри-ка вон туда, наверх, – указал Фет.

То, что Эф сначала принял за голубей, рассевшихся на карнизе, на самом деле оказалось сборищем крыс. Они смотрели вниз, наблюдая за Эфом и Фетом, и словно бы выжидали, желая понять, что эти двое будут делать дальше. Поведение крыс было наглядно и поучительно: они стали своеобразным индикатором распространения вампирской заразы по городскому подземелью, – заразы, которая изгоняла грызунов из гнездилищ. Что-то было такое в животных вибрациях, испускаемых стригоями, – или, может, в этом проявлялось само зло, – что отпугивало все живое.

– Где-то поблизости крысиное гнездо, – сказал Фет.

Они подошли к какому-то бару и даже миновали его, как вдруг Эф почувствовал в глубине глотки отчетливый позыв. Гудвезер круто развернулся, возвратился и дернул дверь – она оказалась не заперта. Это был очень древний бар, его открыли более полутораста лет назад («старейшая, непрерывно действующая пивная во всем Нью-Йорке», – хвасталась вывеска), однако ни посетителей, ни бармена видно не было. Тишину нарушало лишь тихое бормотание телевизора высоко на стене в углу: работал новостной канал.

Василий и Эф прошли в заднюю комнату – там было темно и так же пустынно. На столах стояли кружки с недопитым пивом; на спинках нескольких стульев все еще висели пиджаки. Вечеринка оборвалась резко и для всех разом.

Гудвезер проверил туалетные комнаты – в мужской были большие древние писсуары, под которыми шел сточный желоб; как Эф и ожидал, в кабинках не оказалось ни души.

Быстрый переход