|
А эта семья как раз подходила под эту категорию. Помню, парень рос с отцом, пьяницей и дебоширом. Мать я не помню.
— А брата?
Тофтен остановился и посмотрел наверх.
— Да, у него был брат, но о нем я ничего не могу сказать.
Рино взглянул на Фалка, который все так же был не заинтересован в происходящем.
— Годом раньше, посмотрим. Семь учеников… Двое по фамилии Стрём. Руалы… кажется, именно так и звали того мальчика? Да, именно: Руаль Стрём.
— Мальчики были двойняшками, раз они ходили в один класс?
— Нет, двойняшек я бы запомнил. Что думаешь, Бергер?
Фалк пожал плечами.
— Возможно, он год проболел, — Тофтен говорил уверенно.
— А как звали второго брата?
— Оддвар.
— Есть фотография мальчиков?
— Наверняка, только искать нужно в другом месте.
Неуверенными движениями Тофтен начал доставать папки с полок. Несколько раз он останавливался передохнуть, успокоить шатающиеся ноги, но было видно, что он увлекся поиском.
— Фотографии. Господи, как они пожелтели с годами! Конечно, лежать здесь в этой пыли. Смотри-ка, даже красавица Сёльви выглядит так, словно ей за пятьдесят.
Рино наклонился поближе, то же самое сделал Фалк, наконец проявив толику интереса.
— Это учителя. Я помню Сёльви. ангел во плоти. Ученики ее боготворили. Она была доброй и заботливой, редкость в те времена. Тогда учителя были строгими — я тоже. Но Сёльви относилась к ним, как мать. Если им хотелось с кем-то поделиться, они доверялись только ей. Ну хватит об этом, посмотрим дальше. вот и ученики.
Тофтен листал фотографии медленно и внимательно.
— Вот он, — семеро детей осторожно улыбались фотографу, даже мальчик с левого края, сидящий в простом инвалидном кресле. — Руаль Стрём, да. Помню его.
Мальчик выглядел худым и нескладным, как и трое его одноклассников. Но в нем проглядывала особая хрупкость.
— Ходили слухи, что отец его избивал, — сказал Рино.
— Совершенно не удивлен.
— Но вы точно не знаете?
Тофтен покачал головой.
— Я никогда там не преподавал, а здесь они проучились очень недолго.
— А который из них второй брат?
Еще до того, как Фалк неуверенно указал пальцем на мальчика, стоявшего, уперев руки в боки, Рино заметил сходство. Этот парень излучал жесткость. Самопровозглашенный глава класса.
— Вспомнили его? — спросил Рино.
Фалк забрал бумаги и поднес их ближе к свету.
— Кресло, — прошептал он, слегка дрожащим голосом. — На правом подлокотнике.
Рино наклонился над фотографией. И увидел. К подлокотнику был привязан вязаный носок с пришитыми глазками и носиком.
Глава 15
Он с трудом отличал сон от бодрствования. Раньше, когда ему удавалось отвлечь мозг — во сне или в мечтах о том, как Дьявола раскроют, — тошнота и самая страшная боль проходили. Больше этого не случалось. Боль присутствовала постоянно, хуже того, она захватила новую территорию — помимо горла и легких распространилась на уши. Теперь, когда пансионат просыпался, звуки поступали к нему как будто из глубокой металлической трубы. Он понимал, что это значит: скоро он потеряет слух. Он так долго боролся, пытался быть сильным, что сейчас резко почувствовал себя слабее и беспомощнее, чем когда бы то ни было. Он стал плакать, лишенный глаз и слезных каналов, он плакал. Он знал, что жить ему осталось очень недолго, и против собственной воли смирился с этим. Но он не хотел умирать так, страдая до последней минуты и зная, что убийца останется безнаказанным. |