Гридякин усмехнулся:

— Да я многих записывал. Всех не упомнишь. Сашкой, значит.

Вещмешок оттягивал плечи. Три запасных диска лежали в противогазной сумке, постукивали по бедру. Воронцов нащупал пряжку брезентовой лямки и подтянул ее, поднял сумку повыше. Три диска — это хорошо. Где-то в обозе, на одной из санных повозок, лежала его снайперская винтовка.

Лейтенант Гридякин тоже шел с автоматом. И его противогазную сумку тоже оттягивали заряженные под завязку диски.

— А меня Николаем, — вдруг сказал Гридякин. — Можно просто Колькой.

И Воронцов вдруг понял, что Гридякину тоже страшно. Старший лейтенант Солодовников в бой погонит всех. У этого на НП не отсидишься.

— Долго нам еще? — спросил Воронцов.

— Уже пришли. — Гридякин кивнул в сторону пологой горы, которая серела впереди. — Вон она, передовая.

Остановились. По цепи передали, чтобы при подходе к передовой соблюдали тишину и порядок движения. Вперед побежали саперы — протаптывать тропу.

Чем ближе они подходили к Зайцевой Горе, тем выше она вздымалась над ними. Контуры ее гребня, озаряемые частыми вспышками осветительных ракет, смутно проступали из темноты, раздвигались и казались уже необъятными. И у Воронцова сдавило в груди: куда же мы, со своими тремя сотнями?..

— Вон они где.

— Высоко сидят, далеко глядят…

— Ой, гора-гора, гора высокая… — тихо пропел, не отрывая взгляда от склона, утыканного обрубками пней, командир первого отделения сержант Чинко.

Вокруг помкомвзвода, сбивая шаг, сразу образовалась теснота. Словно бойцы вдруг почувствовали, что сейчас сержант им скажет что-то такое, очень важное, что определит их судьбу. И тот действительно сказал:

— А знаете, братцы, как в окопах Зайцеву Гору называют? — Он помедлил, будто наперед зная, что никто не ответит на его вопрос. Снова посмотрел вверх, где посверкивали, оплавляя черные сучья деревьев, немецкие ракеты. — Высота смертников.

Долго потом шли молча.

То, что сказал сержант Чинко, подавило многих. Нехорошо задергалось и в груди Воронцова. Он отдавал себе отчет, в какую роту получил назначение и с каким взводом предстоит идти в бой. Знал, что бой есть бой. Без убитых не бывает. Знал и то, что у взводных на передовой век недолгий. Но так уж устроен человек, что среди людей, среди забот нет места мрачным мыслям. И даже смерть близкого тебе человека, с которым только что спина к спине грелся в окопе и таскал холодной ложкой кашу из одного котелка, помнится и переживается недолго. Но тут подумалось о многом. И сестры, и Улита, и Зинаида с ребятишками, и глаза Пелагеи припомнились вдруг, выступили из темноты, молча обступили, будто пытаясь защитить его от предстоящей опасности.

— Ой, гора-гора, гора высокая! А под горою той четыре сокола… — снова услышал он голос сержанта Чинко.

Сержантов Воронцов назначал после совета со своими заместителями. Но Чинко на должность помкомвзвода он определил сам. Он сразу приметил этого коренастого, лет двадцати пяти, бойца. Вокруг него на перекурах всегда образовывалась группа. И табачком Чинко делился с товарищами не скупясь. Хотя сам курил редко. Вроде как за компанию. В первый же день Воронцов расспросил его, как да что. История оказалась простая: 27 октября 1941 года батальоны 151-й мотострелковой бригады атаковали Большие Горки. Большие Горки — село под Наро-Фоминском. Батальон, в котором на должности командира стрелкового отделения воевал младший сержант Чинко, наступал, имея локтевую связь с кавалерийским полком. Кавалеристов подвели накануне, на усиление. Пошли в атаку. Немцы подпустили близко и открыли ураганный огонь. Чинко ранили в обе руки.