— Вперед! — заревел где-то совсем рядом ротный. — Живей, ребята! Хвать ее в душу!

— Впере-о-о-о!..

— А-а-а-а!..

Скат сразу ожил и пополз вверх. Никто пока не стрелял. Немецкая траншея молчала. Но вот внезапно ожил один из пулеметов. Длинными очередями он расстреливал почти в упор карабкающихся по склону людей. Больше всего доставалось первому взводу. Значит, там разведчики не сработали. Либо ошиблись с направлением, либо далеко залегли и не добросили гранаты. Защелкали винтовочные выстрелы, застучали немецкие автоматы. Вал встречного огня усиливался с каждой минутой. Но тут из-за болота ударили прямой наводкой орудия поддержки и минометы. Мгновенными вспышками им ответили немецкие орудия прямой наводки, замаскированные на горе. Артиллеристы схватились в кинжальной дуэли.

Воронцов карабкался вверх, падал, делал короткую очередь, тут же откатывался в сторону, вскакивал и карабкался дальше.

— Вперед! Встать! Всем — вперед! — кричал он, оглядываясь на взвод.

В какое-то мгновение справа, шагах в десяти, он увидел своего замполита Саенко. Тот поднимал залегших бойцов, тыкал их стволом автомата.

— Саенко! Дронов! Поднимайте всех! Вперед!

Откуда-то сбоку выкатилась белая тень с оскаленным от крика лицом и винтовкой с примкнутым штыком.

— Чинко! Живой! Молодец! Где ребята?

— Все убиты!

— А ну давай — пару гранат туда! — И Воронцов указал автоматом в сторону бруствера, над которым колыхались каски и откуда стреляли автоматы.

Через мгновение туда полетело несколько гранат. Воронцов зубами выдернул чеку, разжал пальцы, отпустив на свободу скобу взрывателя. Легкий щелчок он скорее почувствовал, чем услышал. На ходу бросил ребристое тяжелое тельце Ф-1, стараясь перекинуть его через бруствер. Взрыва он не услышал и не увидел. Мины минометов усиления рвались уже в глубине обороны немцев. Там что-то вспыхнуло и загорелось, и на фоне пожара очертания горы стали еще чернее. Черные каски вверху над абсолютно черным бруствером стали редеть. Неужели они отходят? Значит, получилось.

Левее уже началась свалка в траншее. Ворвались либо нелюбинцы, либо первый взвод. Теперь им, третьему и четвертому, станет легче. Немцы наверняка переместились туда, чтобы выбить ворвавшихся из своих окопов. Штрафников четвертого взвода, залегшего на склоне, длинными очередями поливал пулемет. Цепь копошилась на месте. Кричали и выли раненые. Матерились лейтенанты. Ракеты взлетали в небо гроздьями. Огненные хлопки орудийных выстрелов чередовались с взрывами снарядов и мин. Артиллеристы добивали ПТО прямой наводки, которые немцы имели по всему периметру траншей. И в это время сзади, за болотом, за траншеей, в которой штрафники несколько минут назад ждали сигнала атаки, загудело, завыло, и десятки огненных трасс, пронзая черное небо, устремились вверх. Ревущие кометы перелетали через гребень высоты, завершали там свою заданную траекторию и рвались в глубине немецкой передовой линии. От неожиданности взвод залег. Исчезли и каски над бруствером вверху.

— «Катюши»!

— Это же наши долбают!

— Вперед! — закричал Воронцов. — Последний бросок — бегом!

— А-а-а! — закричали справа и слева.

Рядом с Воронцовым карабкался лейтенант Гридякин. Он тоже что-то кричал и стрелял вверх из своего автомата. Воронцов ухватился за высокий пень, подтянулся, уперся в него ногой и прыгнул вперед. Мимо, обгоняя его, пронеслась трасса разноцветных пуль и рассыпалась среди изрубленных деревьев, где виднелись мелькающие фигурки — немцы. Они отходят! Но тут же, из-за бруствера, до которого оставалось шагов семь-восемь, полыхнула другая, встречная, пронеслась над плечом, так что Воронцова инстинктивно поманило к земле.