Нелюбин толкнул Воронцова, шепнул:

— Надо что-то делать.

— Петров, — окликнул Воронцов танкиста, — отведи-ка своих. Вон туда, к березе, разверни шеренгой и возьми на изготовку.

— Но, командир…

— Я тебе приказываю.

Танкисты, Григорьев и стрелок Калюжный тут же выстроились на полянке и вскинули винтовки.

— Товарищи бойцы! — крикнул Воронцов. — Немедленно прекратить грабеж!

— Это не грабеж, командир. Видал бы ты, Курсант, как они нас обдирали.

— Чего ты их жалеешь? Провели бы тебя в колонне, по-другому бы заговорил.

— А я говорю — прекратить! Немедленно!

— Да пошел ты! — тут же отозвалась толпа злым, уверенным эхом.

— Ты нам не начальник! И не тебе нам правилку устраивать!

И тогда он, сделав полуоборот к шеренге танкистов, стоявших на изготовку, скомандовал:

— Отделение, заряжай!

Клацнули затворы. Толпа сразу затихла. Заводилы втянули головы в плечи. Те, кто успел чем-то разжиться, молча запихивали трофеи за пазуху.

— А теперь слушай мою команду! — Воронцов стоял против них, не снимая с плеча винтовки. Он знал, что Нелюбин и Смирнов рядом и что они готовы открыть огонь при первой же попытке приблизиться к нему. — В одну шеренгу — стройсь!

Бойцы быстро построились.

— Все награбленное сложить перед собой! Все до последней спички! Повторять не буду. Не выполнившие приказ будут расстреляны как мародеры, запятнавшие честь Красной Армии в боевой обстановке. Даю минуту!

На землю полетели кйтели, пилотки, штаны, разные мелкие предметы. Труднее всего расставались с сапогами.

— У кого нет сапог, выйти из строя.

Вышли двое, артиллерист и пехотинец. Обутые в опорки, они переминались с ноги на ногу, посматривали на ворох одежды и обуви, сваленной перед строем.

— Подберите себе по ноге. Свое отдайте пленным.

Воронцов внимательно осмотрел шеренгу.

— Вы и вы, — указал он на двоих бойцов. У одного из них гимнастерка была разорвана на спине, не хватало одного рукава, на другом, кроме замызганной нательной рубахи, ничего и вовсе не было.

— Возьмите себе то, что подойдет. Остальное — вернуть, — приказал он одному из них. — А вы зашейте свою гимнастерку. Ее еще можно носить. При первой же возможности что-нибудь вам подберем.

Когда обутые и одетые снова заняли место в строю и немцы разобрали остатки своей одежды и обуви, Воронцов сказал:

— Если кто не желает идти с отрядом или сомневается во мне и своих непосредственных командирах, выйти из строя! Не бойтесь, мстить вам никто не будет. Я не позволю. Выйти и сложить оружие. И можете идти куда хотите. Хоть снова в плен.

— Нет, командир, кто в плен хотел, там остались, на дороге, — отозвался один из бойцов, который больше всех кричал во время бузы.

— Ваша фамилия? — Воронцов посмотрел на бойца. Ростом тот был не ниже, но постарше и пошире в плечах. На голове грязная повязка. Взгляд решительный, нагловатый. Такие хорошо держатся в бою.

— Рядовой Дюбин, — представился тот и сделал шаг вперед.

— Рядовой Дюбин, вы своей несознательностью только что поставили весь отряд под угрозу гибели. Другого такого случая быть не должно. И не будет. С этой минуты мы — боевое подразделение.