— У вас была большая семья?..

— Большая.

Это еще мягко сказано. Даже слишком большая. Одиннадцать братьев и сестер было у синьора Кандолини. Он был восьмым ребенком и четвертым сыном. Но каким же все-таки счастливым было то утро! Серый хлеб с оливковым маслом никогда не был таким вкусным. И козье молоко, и маленький ломтик овечьего сыра… А потом Винченцо возил на маленькой тележке уголь для отцовской кузницы и чувствовал себя совсем взрослым.

Но тем, кто станет читать это интервью, незачем знать о сокровенном. Сильные мира сего имеют право выглядеть по-настоящему сильными мира сего.

— А правда, что этот замок, в котором мы с вами беседуем, был построен во времена инквизиции? В этих подвалах пытали еретиков? Вам не являются по ночам призраки загубленных жертв?

Кандолини поморщился.

— Это строение семнадцатого века, тогда уже не пытали.

— Вас называют одним из главных претендентов на кресло премьера после отставки нынешнего кабинета министров. Вы бы не хотели прокомментировать эту точку зрения?

— Я не собираюсь повторять этот опыт. Мне вполне достаточно того, что я уже однажды попробовал себя в роли премьера.

— Каково ваше жизненное кредо?

— Не останавливаться и не возвращаться.

— И где та цель, к которой вы, не останавливаясь, движетесь?

— Она… за границами жизни.

Этого американца звали Дик Слай, и паясничал он на деньги журнала «Пипл». И деньги наверняка немалые. Журнал неплохой. По американским меркам даже хороший. Синьор Кандолини не любил американцев. Самовлюбленные, восторженные идиоты. Нация без истории. Общество тупых потребителей, возомнивших себя хозяевами планеты (читай — Солнечной системы, галактики и тэ дэ). Конечно, с ними приходилось иметь дело, приходилось считаться. Но как же раздражало хамское панибратство, невежество, которое даже не пытаются маскировать… И еще эти новомодные односложные имена: Брэд Пит, Шон Пэн, Ник Нолт — тыр-пыр, бла-бла. Даже государственные деятели именуют себя Биллами, Диками, Алами. Плебеи вкуса. Люмпены духа. Что с них возьмешь.

То ли дело имена итальянские. Певучие, звонкие, значительные: Массимо, Витторио, Сальваторе, Винченцо!

— Расскажите, синьор Кандолини, как вы отдыхаете? — не унимался Дик Слай.

— С удовольствием.

— А все-таки?

— Хожу в оперу или на футбол.

— Кстати, а почему вы стали владельцем именно футбольного клуба? Вы любите футбол?

— О, какой же итальянец не любит футбол! Разумеется, вы, американцы, называете футболом что-то совсем другое, это ваше варварское побоище… Но я говорю о нашем футболе, футбол — это настоящее искусство, высокое искусство!

— В Штатах сейчас тоже популярен футбол, — как бы вскользь заметил журналист.

— Я слышал, — буркнул Кандолини.

— Особенно после чемпионата мира, который проводился у нас в девяностые, знаете, американцы просто влюбились в футбол!

— Только у вас, в Новом Свете, его называют соккер, — с презрением отозвался итальянец.

— Дело не в названии, а в сути, — возразил американец. — Европейцы не могут не признать, что мы добились в этом виде спорта большого прогресса, и уж, кстати сказать, на последнем Кубке мира выступили удачней, чем сборная Италии.

— О мамма мия, нас же засудили! — немедленно взорвался Кандолини. — Это было ясно и ребенку! Вьери забил два мяча, которые не засчитали! Мы были на голову сильнее корейцев!

— Разумеется, синьор Кандолини, разумеется, — закивал журналист.