— Я не верю в саботаж, потому что это физически невозможно. Но, может быть, ваши лыжи не достаточно широки для развиваемой ими скорости. И если какой-нибудь техник заметил это с самого начала, вот вам объяснение анонимных писем. Если принять мою гипотезу, они совсем не угрожающие. В них можно прочесть между строк: «Будьте осторожны».

Мы посмотрели на Лангоня, покусывавшего дужку очков.

— Возможно ли, — спросила Берта, — доработать «велос»?

— Если предположить, что Альбер не ошибается, — раздражительно ответил он наконец, — это вам обойдется в миллионы. Я вынужден…

Берта жестом его прервала.

— Деньги — это моя забота. Вы должны думать о времени. Сколько вам нужно не для запуска серии, а для изготовления экспериментального образца?

Лангонь, наморщив лоб, задумался. Деррьен снова вступил в разговор:

— У меня есть кое-кто на примете для нового испытания. Сам я вышел из строя на пять или шесть недель, но молодой Рок будет счастлив оказать нам услугу.

— Это безумие, — сказал Лангонь. — Я могу попробовать… Но ничего не гарантирую.

Дискуссия на этом практически закончилась. Я опускаю недомолвки, многочисленные повторения, шум ненужных слов, весь этот гомон, сопровождающий грозовые споры. Я хотел уехать с Эвелиной в Пор-Гримо, и там, вдали, немного забыть проблемы, мучающие Берту. Не тут-то было. Берта решила, что мы все вместе завтра поедем в Гренобль и я возьму Деррьена с собой, потому что так ему будет удобнее. В течение всего вечера Эвелина избегала оставаться со мной наедине. Берта в уголке холла отеля вела переговоры с Лангонем. Они должны были договориться о деньгах, а это было, по-видимому, непросто. Оставался Дебель, с которым я пропустил пару стаканчиков в баре. Он тоже, нахмурив брови, считал.

— Между нами, — доверительно сказал он мне, — эта бедная женщина тратит больше, чем может себе позволить.

— Мне тоже так кажется.

— Она ведет себя так, словно это только ее дело. Но ведь есть дочь, есть…

Дебель внезапно смолк. Я понял, что он хотел сказать «вы», и пришел ему на помощь, закончив фразу:

— Да, фабрика, акционеры.

— Если банки поскупятся в момент, когда она будет нуждаться в кредитах… Вы увидите, что получится… О! Честь дома «Комбаз»!.. Спокойной ночи, Бланкар. Я иду спать.

…Вот, Поль, очень краткий отчет об этих драматических днях. Твое успокоительное меня больше не успокаивает. Я чувствую, как впадаю в депрессию.

Поль сказал:

— Ты называешь это отчетом? Здесь не хватает доброй половины. Реакция прессы, например. Я уверен, на следующий день ты накупил газет.

— Конечно. Везде было одно и то же. Заголовок «Нисматен» выразил общее мнение: «Крах лыж «велос». Было даже приложено фото, изображающее взметнувшееся облако снега с торчащими из него руками и ногами. Впечатляющее фото, снятое как нельзя лучше. Вспоминали, естественно, смерть Галуа.

— Да, — сказал Поль, — знаю, читал газеты. И что бросается в глаза — неприязнь к фирме. Мадам Комбаз может подать жалобу, заставить поверить, что ее хотят разорить, это не спасет ее от большого морального и материального ущерба.

— Вот почему, — продолжал я, — она хочет, чтобы Жан-Поль Рок, друг Деррьена, продолжил испытания. Собираются модифицировать «велос». Эти лыжи, мой дорогой Поль, настоящий роман, но он делает меня больным.

— Ты не послушался меня, — ворчал Поль. — Надо было порвать.