А еще это дает время приготовиться к мигреням и бессоннице, я так пишу, потому что это правда. Каждая минута отныне будет заполнена переливанием из пустого в порожнее, бесконечным повторением одного и того же, бессмысленными размышлениями. К черту, есть другие вещи в жизни, кроме этих проклятых лыж «велос»! И как нарочно, именно на меня лягут все тяготы, а не на Деррьена, опирающегося на свою английскую трость, не на Рока, которому надо беспрепятственно тренироваться, не на Эвелину, похудевшую, изводящую себя. Когда я привез ее к себе, она меня резко спросила:
— А ты знаешь, что будет со мной и с матерью, если Жан-Поль сядет в лужу?
— Но я же с тобой, моя маленькая.
Эвелина движением плеч отстранилась от меня. Я предложил ей таблетку бензотила, она бросила ее мне в лицо:
— Лучше б героина!
Я не сразу понял, но когда увидел ее перекошенный рот, напряженное лицо, глаза, полные неприкрытой злобы, меня озарило. Я схватил ее за руку.
— Эвелина, ты же ведь не…
Она зашлась слезами, как девчонка.
— Да… но не часто… клянусь.
— Кто их тебе давал?
Эвелина попыталась спрятать голову.
— Папа, — прошептала она, — когда больше не мог. А я… просто чтобы не оставлять его одного.
— Но для этого нужны деньги! Откуда они были у него?
— Не знаю, мне было все равно.
— Скажи честно, ты их принимаешь все время?
— Нет.
— Тебе их не хватает?
— Немного.
Эвелина вся трепетала, выглядела осунувшейся, более жалкой, чем птичка, застигнутая черной тучей. Я посадил ее к себе на колени и укачивал, как маленького ребенка. Она уткнула лицо мне в шею.
— Дурочка, надо было мне все рассказать. А теперь нужно начинать лечиться, да, да! Ты не сможешь бросить сама. Никто не узнает про это, особенно твоя мать, договорились? А когда вылечишься, вот что я думаю сделать. Как ты смотришь на то, чтобы заняться залом аэробики? Ты бы стала там, естественно, управляющей.
Я почувствовал, что она качает головой в знак отказа.
— Но почему? — прошептала она плаксиво. — Я ничего не умею делать, не гожусь ни для чего. Мертвый груз, который надо сбросить.
— Замолчи. Прямо завтра я отвезу тебя в клинику доктора Блеша. Это мой друг.
Я так и поступил. Когда Берта спросила меня об Эвелине, я сказал:
— Смерть отца совсем выбила ее из колеи. Она проходит курс лечения сном.
На что Берта ответила:
— Мне таких подарков не делают. Мой бедный Жорж, до чего же ты глуп.
А затем мы переходим к вечному сюжету: «велос». Молодой Жан-Поль очень ими доволен. Он считает, что они великолепны для слалома. Рок отправляется в Санкт-Мориц в сопровождении Лангоня, который будет присматривать за лыжами до самого последнего момента. «А что Деррьен?» А что Альбер, мы с ним видимся почти каждый день. Он ничем не занят. При виде моих гимнастических аппаратов у него возник план. Он как-то пришел после полудня, когда клиенты уже разошлись, присматривался, изучал, а затем спросил:
— А сколько стоит зал, оборудованный, как ваш?
— С чего это вдруг? Вы хотите этим заняться?
— Представьте себе, я об этом думаю. Лыжи — это хорошо, но я упустил свое время. В лыжах «велос» я думал найти путь к успеху. Но теперь все понял. Вопрос в капитале. Я вношу свое имя и свой опыт. Мне могут предоставить кредит, как вы думаете?
Я пригласил Деррьена позавтракать. Ресторан? Как- нибудь в другой раз: Альбер следует режиму. Мадлена хорошо знает, что нам нужно. Мы непринужденно болтаем, и мало-помалу Деррьен излагает мне свой план. |