Кучер хотел хлестнуть солдата кнутом, но еще двое солдат страшили его с козел.

– Нам надо твоему барину пару слова сказать!

– Так что посиди тихо, дядя!

– Эй, толстомордый! Выходи из кареты!

Полковник Манштейн прошептал:

– Господин фельдмаршал! Это бунт!

– Я к ним выйду и разберусь что это такое! – решительно заявил фельдмаршал.

– Давайте это сделаю я.

– Нет, Манштейн. Вы же слышали, они желают видеть меня.

– Надо было взять эскорт, полуэскадрон драгун.

Миних открыл двери кареты.

– Что такое? – закричал он, высунувшись наружу. – Кто такие? Я вижу мундиры Ингерманладского драгунского полка?

– Ты скоро и не такие мундиры увидишь, – проговорил Кульковский. – Али, думаешь, забыли мы про пакости тобой сотворенные? Сколь душ солдатских пало по твоей вине. Не забыл?

– Ты желаешь в чем-то меня обвинить, солдат? – спокойно спросил фельдмаршал.

– Скоро когда царица наша на трон сядет тебе худо будет! – закричал кто-то рядом.

Стали собираться вокруг прохожие. И шептались: «Смотри! Сам Миних». «Карету фельдмаршала остановили». «Да ну! быть того не может». «Вот те и ну! Миних! И солдаты его не побоялись. Видать, совсем плоха императрица».

– Ты про кого говоришь? – вскричал Миних и схватил крикуна за ворот кафтана.

– Али пугать меня станешь? – нагло ответил солдат. – Да меня не испугаешь. Мне 60 лет и я с государем Петром Лексеичем в походах дрался. А говорил я о Лисавет Петровне.

– Да здравствует Елизавета! – заорали другие.

Кто-то выпрыгнул из толпы. Это была пара фискалов в серых плащах. Один заорал:

– Слово и дело!

Старого солдата схватили и скрутили ему руки.

– А ну пусти, сволочи! – закричал тот. – Братцы! Не выдай!

– Не дергайся дядя! Слово и дело!

Пьетро Мира был рядом и схватил одного фискала за плечо. Он повернул его и ударил его кулаком в зубы. Фискал кубарем покатился по мостовой под веселое улюлюканье толпы.

Затем Мира отбросил и второго фискала, и старый солдат быстро скрылся в толпе. После того Пьтеро и Кульковский также скрылись. Они свое дело сделали….

***

Уже через час они сидели в трактире для кучеров и извозчиков, и пили водку. Кульковский распустил язык и рассказал итальянцу о своих горестях.

– От батюшки с матушкой окромя долгов ничего не осталось. И подался я в Москву и там поступил офицером в полк. Службы была – врагу не пожелать. Как раз государь Петр II правил. И денег на армию да на жалование ему не хватало. Хорошо тем было офицерам, кто из имений деньги получал. А таким как я хоть ложись и помирай.

– Но ты дворянин.

– И что с того? – усмехнулся Кульковский. – Денег то от того больше не стало в кармане моем.

– И ты пошел к герцогу Бирону?

– Это уже после того как Анна императрицей стала. А при Петре II я ходил к тогдашнему обер-камергеру князю Ивану Долгорукому. Хотел на нуждишки свои пожаловаться да помощи просить.

– И что? – спросил Пьетро.

– Велел меня Ванька Долгорукий палками холопам своим гнать со двора. Вот те и русский. А еще говорят, что немцы надоели. Как я тогда бедствовал, Пьетро. Зимой мерз аки пес. На сапогах подметки совсем отвалились, а на новые денег не было. Мундиришко латаный перелатаный. А как Анна на трон взошла, отправился я к графу Бирену. Сил терпеть более не имел.