– Так-то ты ведешь себя? Я тебя наследницей престола определила. Я на тебя главную надежду положила! Мне надобен наследник трона, в твоей утробе зарожденный! Понимаешь ли, дура безмозглая?! У меня под боком Лизка сидит, и я тронуть её и пальцем не могу. Оттого что наследника дома Иванова нет. А у Петровен-то малец в Голштинии подрастает! А ты хвостом метешь?

– Но государыня…

Анна стала бить принцессу по щекам.

– Подстилка продажная! Тварь неблагодарная! Ну да я разберусь с тобой. Я тебе устрою жизнь развеселую. Думала, что помирать Анна собралась? Думала, что императрица более империей не правит?

– Тетушка! – взмолилась принцесса.

– А я еще в доме своем хозяйка.

В будуар принцессы вбежал герцог Бирон.

– Анхен…

– Ты? – царица посмотрела на своего фаворита. – Ты знал про сие непотребство? Знал, Эрнест? Не отвечай! По глазам вижу, что знал! Знал и молчал!

– Анхен, не стоит тебе так сердиться. Доктора тебе то запретили. Ты еще не совсем здорова.

– И мне не доложил никто. Все знали про сие, и никто не сказал! Ну, эта дура еще молода и не понимает ничего! Кто наследника то от неё признает? Все скажут, что она от Линара понесла и кто того ребенка признает государем? Сам подумай, Эрнест!

– Но, Анхен, принцесса еще не замужем. Свадьба её с принцем Брауншвейгским только на лето будущего года назначена.

– Камер-юнгферу Ланге от двора молодой принцессы отстранить. И саму её к Ушакову, в допросную тайной канцелярии, препроводить! Ты то исполнишь, герцог. Отдай приказы необходимые! Понял ли меня?

– Да, ваше величество!

– А ты, шлюха непотребная, у меня под замком сидеть станешь…..

***

Год 1738, декабрь, 8-го дня. Санкт-Петербург.

При дворе. Императрица и Буженинова.

Анна вернулась к себе в гневе страшном. Даже сам герцог Бирон поспешил исполнять её приказы и в покоях государыни не появился.

Придворные притихли. Шуты разбежались по углам. И только Буженинова смело уселась рядом с креслом царицы.

– Правду ты мне молвила, куколка. Одна правду сказала. А они все молчали! Знали и молчали!

– Я, матушка, завсегда правду тебе говорю. Ты меня слушаешь, и оттого меня многие золотом соблазнить хотят.

– Золотом? Ты про что куколка? – не поняла Буженинову Анна.

– А чего понимать-то? Они хотят, дабы я тебе то, что им надобно сказывала. И многие твои шуты, матушка, воры и мздоимцы. Особливо умники твои, Балакирев, Кульковский, Лакоста, Педрилло.

– Эй! – Анна стала глазами искать названных шутов. – Где эти бездельники? Сюда их!

Шуты вышли вперед.

– Слыхали, что сказала она про вас? Али то не правда? Предаете меня, свою государыню?

– Дак чего дура, не скажет, матушка? – дерзко проговорил Ванька Балакирев.

– Что она дура, про то мне известно, Ванька. А вот твоя рожа хитрая говорит про то, что умнее государыни себя почитаешь? Думаешь, что я как Буженинова ничего не соображаю?

– Как можно, матушка? Разве умнее тебя будешь?

– Давно знаю я, что вы шуты, столь при моей особе пригретые, начали дела свои за моей спиной творить. Где чего кому надобно из придворных моих они к шутам шастают. И посулы несут им словно сенаторам! И к тебе, Ванька, первому несут. Не врет куколка! Ох, не врет!

Буженинова снова заговорила:

– Среди них один Квасник чист, матушка. Этот ни с кем тайные разговоры не ведет. Подает квас себе и все тут.