— Вижу, наш больной уже поднялся, — радостно воскликнула Эмили. — Как он сегодня, Огюст?

— С ушами у него все в порядке. И с языком тоже, — ответил лекарь, подталкивая меня вперед.

Я не знал, что делать, кланяться или опускаться на колени. Прежде мне приходилось разговаривать с благородными людьми, только отвечая на вопросы. Но что-то заставило меня посмотреть ей в глаза. Я откашлялся.

— Если в не вы, госпожа, меня бы не было уже в живых. Жаль лишь, что я не могу выразить всю свою благодарность.

— На моем месте так поступил бы каждый. К тому же было бы ужасной несправедливостью, если бы победитель кабана стал добычей какого-то другого зверя.

Огюст поднес табурет, и Эмили села.

— Если же ты желаешь выразить благодарность, то позволь мне задать тебе несколько вопросов.

— Спрашивайте. О чем угодно.

— Первый — легкий. Как тебя зовут, рыжий?

— Меня зовут Хью, госпожа. — Я поклонился. — Хью де Люк.

— И ты, Хью де Люк, направлялся в Трейль, когда повстречался с тем невоспитанным кабаном?

— Да, моя госпожа. Хотя, похоже, и немного сбился с пути.

Я взглянул на лекаря.

— Да, похоже на то, — с улыбкой подтвердила госпожа Эмили, что немало меня удивило. Чувство юмора, встречавшееся мне прежде у благородных, отличалось обычно неприкрытой жестокостью. — И в этот путь ты отправился один. Без продуктов. Без воды. Без подходящей одежды.

Я почувствовал, как к горлу подступил комок. Действительно, как можно быть настолько непредусмотрительным и глупым!

— Я очень спешил.

— Спешил? — Эмили вежливо кивнула. — Но ведь, насколько я помню математику, если человек идет в неверном направлении, то скорость уже не имеет значения, потому что он только удаляется от цели. Не так ли?

Я чувствовал себя настоящим дураком перед женщиной, спасшей мне жизнь.

— Спешил и… был расстроен, — покраснев от стыда, добавил я.

— Да уж, похоже на то. — Она покачала головой. — И в чем же причина такой спешки и… остального?

Мне стало вдруг не по себе. То, что вело меня, не было игрой, и сам я не был игрушкой.

Наверное, Эмили заметила, как изменилось выражение моего лица и почувствовала мое беспокойство.

— Пожалуйста, знай, что я не насмехаюсь над тобой. В пути ты кричал от боли. И не только боли от ран. Ты носишь на сердце тяжкий груз. И пусть ты не рыцарь, но миссия у тебя определенно есть.

Я опустил голову. Недавней легкости как не бывало. Рассказать? Но как можно говорить о подобных ужасах? Как можно доверить такое женщине, с которой едва знаком? Во рту у меня пересохло.

— Да, вы правы. У меня есть миссия, госпожа. Но я не могу рассказать вам о ней.

— Пожалуйста, сир, расскажите. — Сир? Она обратилась ко мне так, как обращаются только к благородным господам. Я не верил собственным ушам. — Поверьте, я не стану смеяться над вашим горем. Может быть, даже помогу.

— Боюсь, это невозможно. — Я вздохнул. — Вы и так уже помогли мне.

— Доверьтесь мне, сир. Ну как я могу доказать, что мне можно верить?

Я улыбнулся. Верно, как?

— Только знайте, что рассказ мой вовсе не похож на те, что вы, без сомнения, привыкли слушать.

— Мне не нужны сказки, и я не ищу развлечений, — твердо, глядя мне в глаза, сказала она.

Опыт общения с благородными господами научил меня быть осторожным, потому что их интересовали только подати да удовольствия, а не наша судьба.