Сердце продолжало болеть, не желая считаться с логикой, и Марина спросила:

— Сережа, где ты был в среду с половины двенадцатого до часу?

Сергей глубоко вздохнул, затем усмехнулся.

— И это знаешь? Твой приятель хорошо работает.

— Сережа, где ты был в среду с половины двенадцатого до часу?

— Не буду тебе врать. Хорошо. Я действительно был у Бекетова. Но я нашел его уже мертвым.

— Что?

— Это правда.

— Погоди… Значит, ты бросил студентов и поехал к нему? Просто так, без причины?

— Причина была. В понедельник мы обсуждали с ним кое-что, и мне это не давало покоя… а, чего уж теперь! Мы говорили о тебе… Он вспомнил ту странную беседу, которая произошла в понедельник вечером в лаборатории. Сперва затронули научные темы, потом Аню и Кристину, а потом…

— Ваш тип личности почему-то очень привлекателен для женщин, — не без зависти прокомментировал Сережа.

Видимо, зависть слишком явно прозвучала в голосе, поскольку Бекетов ответил:

— Брось, Сережка! В этом ровно столько минусов, сколько и плюсов. У нас у обоих с тобой по два брака, и от каждого дети. Но ты еще не дошел до той мысли, которая посетила меня на исходе пятого десятка. Не стоит заводить детей, если их мать — не та женщина, с которой ты будешь в силах провести всю жизнь.

— А если такой нет? Или она любит другого?

И тут же перевел разговор в иное русло (хотя ему оно не казалось иным):

— А вы не боитесь, что Лидия Петровна оскорбит Марину? Она ведь ненавидела ее со страшной силой. Я хорошо помню тот период. — Да, но в результате поле брани осталось за Лидой, так что она имела основания успокоиться. Скорее ей впору оскорблять Таню, но с Таней у них прочный мир. Кстати, тебе не кажется, что Кристинка чем-то на Марину похожа?

— Внешне? Что-то есть. Я имею в виду, от Марины той поры.

— Разумеется, внешне. Внутренне она совсем другая, тем и интересна. Хотя и тут есть нечто общее.

— Что же?

— Возможно, дело в возрасте, но Кристинка пока совершенно естественна. Много ли ты знаешь подобных женщин? Ведь они по природе актрисы. Нет, не волнуйся, оскорбить Маришу я Лиде не дам. Мариша — создание хрупкое.

— Мне так не кажется. У нее весьма твердый характер.

— Одно другому не мешает. Твердое-то как раз и бывает хрупким.

— А, раз вы считаете ее хрупкой, — сказал Сергей, чувствуя, как бешено бьется сердце, — отпустите ее.

— Ну, нет! — улыбнулся Бекетов. — Ты многого хочешь от жизни, Сережа. Даже тебе не все должно даваться даром. Борись, если для тебя это важно.

— С вами? Думаете, есть смысл? — попытался съязвить Некипелов.

— Решай сам. А то ишь — выбрал себе женщину, каких и на свете не бывает, да хочешь, чтобы ее тебе преподнесли на блюдечке?

— Но вам ведь она не нужна.

— Ошибаешься. Мариша для меня — это отдушина. Мне легче оттого, что я знаю: в любой момент я могу вернуться к ней. Эта мысль утешает в самые тяжелые минуты.

— Вы забыли про ее характер. Дольше трех месяцев вам вместе не выдержать.

— Про ее характер забыть трудно, Сережа. Да, он у нее нелегкий. Наверное, почти так же отвратителен, как мой, а в чем-то даже похлеще.

— Это в чем же, интересно?

— Мариша защищает свое человеческое достоинство, как немного помешавшаяся на материнстве кошка любимых котят. А, возможно, на котят вовсе и не покушались, а просто шли мимо. Психика женщины должна быть гибче.