Приближался вечер. Московиты пошли на штурм здания, где засело полторы сотни солдат Княжества. Хованский потирал руки — он намеревался задавить литвинов массой казаков, татар и гусар Новгородского полка, послав в атаку сразу пятьсот семьдесят человек. Но из окон, с крыши и из дверей здания заговорили мушкеты. Выстрелила картечница, разметав толпу казаков и татар в клочья. Атака захлебнулась.

— Вперед! — зеленел от злости Хованский. Его ратники вновь пошли на штурм уже вдвое большей силой — тысячью. Однако по густой толпе и стрелять оказалось легче. Огонь картечницы и залпы мушкетов косили людей, как траву — они падали десятками, бежали и карабкались друг по другу, опять с криками падали, сраженные картечью или пулей драгуна… Но на этот раз атака добралась до выбитых окон и сломанных дверей подъезда здания. Схватка на саблях, шпагах и чеканах закипела и в самом доме, и во дворе. И вот тут-то Кмитич вновь убедился в верности поговорки: «Венгерец бьет наотмашь, московит — сверху вниз, турчин — к себе, а поляк „на крыж“ машет своей саблей». Естественно, что в знаменитой поговорке всеобъемлющее слово «поляк» покрывало всех шляхтичей Речи Посполитой, включая естественно и литвин. Прирожденные кавалеристы казаки и татары били саблями сверху вниз, уповая на мощь удара, а литвинские драгуны мастерски фехтовали, прокалывая своих врагов длинными сорокадюймовыми шпагами, рубили смертоносными чеканами, которыми можно было одинаково поражать врага как острием, так и обухом.

Чеканом, этим страшным орудием убийства, были вооружены не только тяжелые панцирные Речи Посполитой, но и легкая кавалерия, включая драгун… Кмитич выскочил в затопленный звоном металла двор, прикрывая собой вход в разбитые двери. В одной руке он сжимал чекан, в другой саблю-карабелу, ощущая в руке прохладный металлический жгут, обматывающий рукоятку. На него набросилась сразу трое: татарин и два казака. Но подойти вполтную к Кмитичу эти бойцы не могли из-за выставленного чекана и сабли. Только литвины умели мастерски применять чекан в паре с саблей. Этим искусством ни татары, ни казаки не владели. Татарин первым решился атаковать. Кмитич сделал прямой толкающий удар — не очень сильный, но ужасно быстрый, почти молниеносный. С разрубленным предплечьем татарин с криком упал навзничь. Казак в этот момент попытался рубануть полковника сбоку, но нарвался на разрубающий удар чекана, удар с локтевого размаха. Такой сильный и хлесткий разрубающий удар не могли остановить даже доспехи. Сломавшийся пополам казак с хрипом рухнул. Третий в испуге отскочил назад, но Кмитич сам сделал выпад вперед, ударив врага протягивающим ударом — словно протащил клинок по телу неприятеля.

К оршанскому князю кинулось еще двое: два гусара в белых кирасах. Кмитич успел заметить — у одного нет надплечных и локтевых защитных лат. Карабела оршанского полковника со свистом сделала «крест», блокировав оба удара врагов. Теперь уже бил Кмитич. Гусар, тот что был без щитков на плечах и руках с отрубленной кистью руки рухнул на землю. Второй гусар, глядя как сабля его товарища с окровавленной рукой, запрыгала по ступенькам крыльца, в испуге отпрянул…

Со второго этажа вновь захлопали выстрелы — это немецкие драгуны вели прицельный огонь… Очень скоро весь двор и часть здания внутри были завалены будто палачом разрубленными телами. В свете заходящего солнца сей пейзаж смотрелся особоенно ужасным: повсюду убитые, отрубленные головы, руки вместе с плечами… Один мертвый татарин имел особенно страшный вид — был разрублен от лица к затылку…

Красным отливали и клинки дерущихся, и было не ясно свет ли то уходящего за горизонт солнца или же кровь.